Закон землеройки

Поколебавшись, я все же пополз к колодцу, предварительно, правда, «замаскировавшись»: на голову натянул машинально прихваченную из Сбербанка канцелярскую резинку, под нее просунул несколько веточек и травинок, а на плечи накинул один из мешков, получив подобие маскхалата. Для передислокации сознательно выбрал темп черепахи, чтобы неловким движением не вызвать нечаянного шума и не поставить тем самым все предприятие на грань краха. Более того, каждый свой «шаг» вперед старательно согласовывал с ударами по дереву не видимого мне в темноте человека.

Добравшись таким манером до вожделенного колодца, я без промедления «трансформировался» из черепахи в ящерицу, бесшумно скользнул в каменную трубу и лишь на глубине порядка двух метров перевел наконец дух. Потом к одной из скоб-ступенек прикрутил изолентой фонарь Славика, а к другой подвесил заплечный мешок. Сам же осторожно, частями погрузился в противно пахнувшую гниющими водорослями воду и, нащупав заветный ларец ногой, решительно нырнул за ним прямо с головой. Схватил в охапку, вынырнул и, тихо отфыркиваясь от забившейся в нос тины, затолкал в подготовленную тару. Утопленный Толиком мешок с мелочевкой тоже нашел быстро. Вытащил его из воды, соединил с первым оставшейся от изготовления лестницы веревкой и, накинув свободный конец на шею, стал подниматься по скобам вверх. И вдруг рядом с колодцем раздалось чье-то тяжелое шарканье, и мужской голос громко произнес:

– Не пролей!

Бренькнула ручка ведра, забулькала какая-то жидкость, вновь прошуршали шаги. Высунувшись из колодца на полголовы, я увидел две прошествовавшие мимо тени.

– Когда доски понесем? – поинтересовалась ближняя ко мне тень.

– Прямо сейчас и понесем, – пробасила вторая.

«Черт, какие еще доски?! – чертыхнулся я мысленно. – Они тут совсем офонарели, что ли? Ночь на дворе, а они толкутся, строительство какое-то затеяли…» Пришлось спуститься обратно и обратиться в слух, дабы выбрать наиболее подходящий момент для вылазки. Однако к спешной эвакуации я на всякий случай подготовился: привязал веревку особым узлом к верхней скобе так, чтобы можно было развязать ее одним движением и выдернуть сокровища из воды в мгновение ока.

Повисев какое-то время на железных скобах, я почувствовал, что руки затекли, и нехотя вновь погрузился по грудь в опостылевшую прудовую ряску. Время тянулось безнадежно медленно, а активная деятельность наверху меж тем продолжалась: стучал топор, трещало раскалываемое дерево, что-то булькало и лязгало. Более того, к колодцу неожиданно прихлынули новые группы людей, и в голову поневоле закрались самые мрачные предположения. Да и как иначе, если время приближается к двум ночи, а суета возле плотины все нарастает?

Потом до слуха донеслись слова: «Скоро уже…», а вслед за этим светильники у пруда один за другим начали гаснуть, и вскоре наступил полный мрак. Голоса стихли, но люди не разошлись: я слышал и скрип песка под их ногами, и редкое приглушенное покашливание. Когда любопытство взяло верх, я снова чуть приподнялся над обрезом колодца. На том месте, где совсем недавно размещалась «моя» бытовка, спинами ко мне стояли люди, которые, судя по позам, кого-то ждали. Потом с холма, на котором возвышался храм, донеслось дружное скандирование, напомнившее мне армейское приветствие командира ротой пехотинцев.

В группе расположившихся на берегу мужчин тотчас произошло неуловимое движение. Потом чуть слышно щелкнула зажигалка, и через мгновение ярко вспыхнувший факел озарил четырех мужчин в странных одеяниях: двое из них были облачены в черные хламиды, а двое других – в белые. Один из «черных» сжимал в руке веревку с навязанными на ней узлами, а оба «белых» – деревянные крестовины. «Видимо, – подумал я, – готовится финальная часть религиозного местного карнавала. Однако странно, что подобные ритуалы практикуются в православном монастыре…»

Пока я ломал голову над этой дилеммой, со стороны сада к плотине начала извилистой змеей струиться с холма бесшумная, словно бы копошащаяся процессия. Меня охватил буквально первобытный ужас, и лишь благодаря спокойному поведению четверки странно одетых мужчин я удержался от панического возгласа. А «черные» и «белые» разбились меж тем попарно и быстро организовали своеобразную «полосу препятствий» из скрещенных больших светильников и отходящих от них в обе стороны более мелких зажженных факелов. Причем правый фланг этих факелов упирался в садовые заросли, а левый – в берег пруда, и оба они, подобно красным флажкам, направляли ползущую с холма процессию к скрещенным большим светильникам. Когда бесшумное непонятное скопище приблизилось, я увидел, что оно состоит из людей, передвигавшихся на коленях и со сцепленными за головами руками! Некоторые время от времени теряли равновесие и падали прямо лицом в землю, но, торопливо поднявшись, вновь продолжали свой странный «забег».