Закон землеройки

Потом в памяти и сознании наступил провал. Сколько он длился, не знаю, но очнулся я в каком-то скверно освещенном помещении. Поскольку слева и справа от меня тянулись взад-вперед бесконечные обшарпанные стены, решил, что нахожусь в коридоре. Запрокинув голову, различил над собой странный, баранкой изогнутый потолок. Потом осознал, что шагаю куда-то по этому коридору в сопровождении незнакомых спутников, с двух сторон подсвечивавших мне дорогу фонарями.

– Куда путь держим? – спрашиваю провожатых и сам дивлюсь непонятной веселости в голосе.

– Пришли уже, – слышу хмурый краткий ответ.

Окружавшие меня тесные стены и впрямь вдруг расступились, а свет фонарей сам по себе поблек и словно бы поверху расползся. Глазам предстали стойки до потолка с множеством ящичков выдвижных, решетчатые стены (почему-то выпуклые), столы с невнятным оборудованием на них, под ногами стекло битое звонко захрустело… Потом двери, двери, двери, и вот передо мной распахнулось странно округлое просторное помещение. В углах мрак затаился, по стенам тени уродливые скачут, на чертей похожие. Сверху сквозь невидимые щели свет призрачный пробивается, благодаря которому и различил я возвышающееся в центре сооружение: то ли камин, то ли печку. И стул рядом стоит – высокий, резной, спинка двуглавым орлом и замысловатыми завитушками украшена, а вот от прежней и, видимо, щедрой позолоты уже мало что осталось…

– Садись, – командует кто-то негромко.

Охотно следую к затейливому стулу и опускаюсь на сиденье, потертой кожей обтянутое. Вижу перед собой две фигуры в балахонах, но лиц разглядеть не могу: свет от их фонарей мне прямо в глаза бьет. Догадываюсь только, что обе фигуры – мужские. В руке одного из незнакомцев отмечаю мельком то ли палку, то ли длинный кусок трубы водопроводной. Второй меж тем ближе подходит, ставит подле меня табурет, а на него – чашку в форме пиалы восточной. Потом вынимает из кармана маленькую бутылочку и что-то в ту пиалу наливает. Жидкость кажется мне чаем горячим: вижу, как в лучике света пар к своду каменному поднимается. И запах вокруг бесподобный разливается… Словно все травы мира тропического в том чае настояны…

Потом опять провал случился необъяснимый. Вроде и не спал вовсе, а разве только ресницами моргнул, однако картинка перед глазами непостижимым образом сменилась. То есть уже не двое напротив толкутся, а трое. И третий кажется мне смутно знакомым: рыжая борода, черное одеяние в пол, крест на груди… В голове меж тем вакуум, как в открытом космосе. Только эта троица о моем вакууме не подозревает: мельтешат, копошатся деловито… «Смешные-то какие!» – подумал я, и губы мои растянулись непроизвольно в улыбке до ушей.

А бородач уже пиалу, паром исходящую, подхватывает и, отвернув от нее голову насколько возможно, несет к печи, что рядом с моим троном жаром пышет. И бросает зачем-то прямо в топку. Пуф-ф! Огонь ревет так, будто бензину наелся, и из поддувала прямо-таки зверем диким на свободу рвется. А рыжебородый в сторону отпрыгивает, как кот перепуганный. Тут уж я и вовсе в безудержном смехе зашелся, аж затрясся весь. А расплывчато выплывающие из тьмы лица серьезны почему-то. Пожалуй, даже злы…

А тут вдруг и конец той самой палки-трубы у меня под носом замелькал. Трубой она оказалась железной. Только сбоку к ней, ближе к руке державшего ее человека, что-то круглое прикручено. Нет, ну смех, да и только! Хохочу, заливаюсь, чуть ли не в конвульсиях уже от смеха бьюсь. А мне тем временем руки к подлокотникам зачем-то прикручивают. Щекотно и смешно одновременно. А потом на колени мне блюдце водружают, и чья-то рука что-то капает в него из крохотного пузырька. Неужто наодеколонить меня решили? Раскрываю рот, чтобы снова заржать от всей души, однако в этот момент меня обволакивает терпкая эфирная субстанция, и рот мой поневоле захлопывается, так и не издав ни смешка…

Словно после долгого сна открываю глаза. Где я, мать честная?! Мрак сплошной и запахи помойные. Бр-р-р! И почему я, черт побери, связан?! Дергаюсь, кручусь, от пут освободиться пытаюсь.

– Ладно, пошли разговеемся, – говорит кто-то в темноте, – а он пока пусть малость очухается… Только дров в топку подбросьте, братья, чтоб отсюда всякую гадость вытянуло…

Слышу звук забрасываемого в печь дерева, потом – звук удаляющихся шагов. Трещит огонь, тьма вокруг плывет и кружится… Меня вдруг начинает сильно мутить. Рот наполняется едкой жидкостью, и я едва успеваю отвернуть голову в сторону, однако противная бурлящая струя все равно обильно орошает мою обмотанную веревками левую руку. Голова раскалывается, горло щиплет от рвотной массы, ощущаю себя попавшим в КПЗ бомжем. От буйного недавнего веселья не осталось и следа. Мозги отказываются работать напрочь…