Закон Жизни

Волны тихонько плескались, лаская скалы. Ветер гладил кроны деревьев, запуская невидимые пальцы глубоко в листву, заставляя её шелестеть, трепеща от удовольствия. Птицы дарили миру спокойные, умиротворённые трели, такие же вечные и мелодичные, как журчащий неподалёку ручей. Ленивые стада облаков ползли где-то там, в голубой дали, медленно меняя очертания, сталкиваясь и будто нехотя обгоняя друг друга. Поразительное ощущение, когда чувствуешь себя частью природы, будто растворяешься в ней…

Глубокий глоток, и пустая бутылка звякнула о камень, становясь в ряд с ещё двумя такими же.

— Когда пьёшь пиво, самый вкусный глоток — первый. А к концу всё хуже. Хоть не допивай!

Вроде мои слова, вроде сказанные мной… Но говорил не я. Я почувствовал себя зрителем, попавшим на сцену, на место главного героя, без возможности влиять на что-либо. Ничего не оставалось, кроме как расслабиться, отпустить вожжи, позволить реке событий нести себя… И, главное, постараться ничего не упустить.

А также думать. Думать, например, о том, что как бы ни было человеку хорошо, это «хорошо» всегда кончается. Причём, в большинстве случаев, человек приближает конец сам, просто потому, что ему надоело.

— Так не допивай, — тем временем, мне-не-мне ответил насмешливый голос, хорошо знакомый, голос, который будто старый трудяга-локомотив тянет за собой целый состав ассоциаций и воспоминаний. Сейчас они ускользают, или, скорее, спрятаны за надёжной дверью, но я твёрдо знаю — рядом сидит друг, хороший друг, с которым пройдено немало. И да. Я настолько увлекаюсь, пытаясь вспомнить что-то про его личность, что даже не обращаю внимания на эти странные слова «состав» и «локомотив»…

— За что уплочено, должно быть проглочено!

— Жмот!

— А вот и нет. Просто бережливый!

— Тогда взбалтывай. Чтобы всё одинаково, и снизу и сверху.

— Угу. Наверное, так и надо. Хотя… Знаешь, вот есть у меня подозрение, что тут другое. Так сказать, закон пивного постоянства, пивная константа. Неважно, откуда начинать, и ровно так же не важно, где и чем заканчивать. Начало всегда, ну почти всегда, классное. А конец вот — он как минимум хуже. Если не плох, то, по крайней мере, не так хорош, как начало… Да о чём я говорю, конец всегда и для всего один! И не самый хороший, уже потому, что он есть конец. Заводишь щенка — готовься, что придётся хоронить. Знакомишься с девчонкой, влюбляешься — будь готов, что рано или поздно разойдётесь, и будет паршиво. Или, наоборот, не разойдётесь, поженитесь, но она из милого ангела превратится в стерву, притащит на поводке злобную тёщу, и опять всё будет не очень. И так оно везде! Безотказно работает. Так что, уверен — даже если я высверлю эту бутылку снизу и начну оттуда, всё точно так же и получится. Это как начать отношения не со свидания, а со знакомства и с ругани с тёщей. Вот уверен!

— Философ хренов. И пессимист. Давай лучше, следующую открывай.

Гудение рассекаемого воздуха, блеск, и пролетевшая мимо бутылка с солидным всплеском ухнула под воду, тут же вынырнув на поверхность и начав недовольно покачивать горлышком, будто кто-то из глубины грозит прозрачным пальцем.

— А ты — свинтус хренов! Это что сейчас такое было? — Я-не-я сдержал возмущение с трудом. Впрочем, я-я его полностью в этом поддерживал. Мусорить — нехорошо!

— Это было, и есть, послание потомкам! Когда-нибудь, спустя века, археологи откопают мою бутылку. И поймут по ней… Многое. Или, может, инопланетяне прилетят на давным-давно мёртвую планету, искать следы цивилизации. А тут им такой шикарный подарок — целая настоящая бутылка! Может, клонируют меня из неё. Кто знает, какие там будут технологии?..

— Ну-ну. Шиш будет всем этим твоим потомкам и инопланетянам, а не бутылка. Или разобьётся о камни, или подберёт ханурик, сдать за рубль. Сколько там сейчас за стеклотару дают, а? Не в курсе?

— Скучный ты, нет в тебе романтики…

— А вот не надо. Как раз этого говна — хоть ковшом хлебай. Сейчас, например, знаешь, о чём думаю?

— О бабах?

— А вот и нет. Думаю о том, что как хорошо было бы, исчезни и взаправду все эти мерзкие человеки, кидающие повсюду бутылки, со своей вонючей и шумной цивилизацией. И я такой, крутой хоббед, или ельф, или гнум бородатый. Топаю себе, с мечом, или с топором, или с луком даже, а может вообще — на лошади еду. Навстречу героическим приключениям! И всё прям зашибись, никаких тебе гор мусора под ногами, битого стекла, вонищи от протухших отходов, мерзавцев и дебилов вокруг… Нет того самолёта, что вид облаков портит… Налоговой, наконец!

— Ага. А потом из-за угла тебя так: «бам!» — и всё. Ментов-то тоже нет, реанимацию не изобрели, а гнумы эти твои там, может, вообще за гастарбайтеров бесправных… А ельфы — дикари, скальпы снимают и пленников мучают. Или, ещё лучше, поймают тебя, обзовут еретиком, и на костёр потащат…

— А я им такой, н-на фаерболом по роже!

— С чего, фаерболом-то? Кто тебе сказал, что ты вообще там колдовать сможешь?

— Ты что, книжек не читал?