Закон Жизни

Что касается работы по дому, помогать ему я начал сразу, как только смог делать хоть что-то без головокружения и риска упасть. Кузнец и не подумал возражать, но, к сожалению, поначалу от меня было больше вреда, чем проку. Хозяйство оказалось будь здоров: козы, куры, огород, дом, кузница. И везде я чувствовал себя бесполезным, не знал простейших, вроде бы, вещей, которые Гурту приходилось долго и терпеливо объяснять. Пару раз он даже срывался, и, боюсь, как бы уже не раскаялся, что решил со мной связаться.

Но я старался, как мог. И когда понял, что могу попробовать выйти наконец наружу, и прогуляться по нашей невеликой деревне — твёрдо заявил о своём желании, и о том, что хочу помочь сходить за водой. Для кузнеца это была больная тема, уходило её много, а таскаться за ней, судя по его словам, приходилось не близко…

Сборы и подробные расспросы заняли какое-то время, я оттягивал время, как мог. Но момент истины настал. И вот я, наконец, осторожно, оглядываясь, покидаю уютный, уже довольно неплохо изученный дворик, внутри которого с некоторых пор чувствую себя в полной безопасности. Иду, в любой момент ожидая неприятностей. И успеваю даже дойти до окраины деревни и выйти на извилистую дорожку, ныряющую в овраг, до того, как они появляются. Мои маленькие враги.

К счастью, только молодёжь. Хорошо. Эти, хоть и без башки, но не тащат на костёр. Взрослых, как-никак, я боюсь больше. Просто потому, что они сильнее, и фантазия у них чуточку изощрённее. А с мелюзгой как-нибудь справлюсь… Наверное.

Хулиганы останавливаются неподалёку, радостно голося. Начинают закидывать камнями. Несколько попадают в тело, один больно бьёт в лицо. Не смертельно, но неприятно. Как бы в глаз не попало. Только прошёл…

Прикидываю — наверное, я бы мог сейчас бросить вёдра и убежать назад, под защиту толстого забора и дверей, а главное — сурового, но доброго кузнеца. Но бегать так всю жизнь? Нет, конечно, надеюсь, я когда-нибудь уберусь отсюда. Мысль о том, что придётся доживать свой век в этом захолустье, не греет совершенно. Но кто спрашивает о моих желаниях? Точно не мироздание, закинувшее в богами забытую дыру и лишившее воспоминаний.

Так что, надеемся на лучшее… Но готовимся к тому, что все эти розовые восторженные надежды рано или поздно разобьются о чугунную задницу действительности. Это я в том смысле, что, видимо, мне тут ещё придётся какое-то время перекантоваться.

Поэтому, вместо того, чтобы бежать, я иду прямо на обидчиков, злобно оскалившись и сжав кулаки. Наверное, жалкое зрелище — хромой, весь в синяках, с перекошенным от боли лицом, со свирепым рыком, боюсь, больше похожем на писк, ковыляет навстречу противнику, превосходящему количественно и качественно…

Камни врезаются в меня один за другим, причиняя невыносимую боль. Но я не отступаю, продолжаю шагать вперёд. И когда остаётся уже несколько шагов и один из камней особенно больно ударяется в лоб, деревенские просто разворачиваются и, засмеявшись, убегают!

Я мысленно вытираю пот со лба — показывать своё напряжение и тревогу сейчас нельзя, смотрят. И вдруг замечаю Гурта, который наблюдает за всем из полуоткрытой калитки. Оказывается, меня страховали! На душе сразу становится теплее, а сердце переполняется гордостью, что справился сам, что не понадобилось вмешательства благодетеля, которому я и так уже, боюсь, дорого обошёлся. Не расплачусь до конца дней…

Убедившись, что хулиганы убрались, поворачиваюсь к брошеным вёдрам. Надо делать хотя бы то малое, на что способен. Конечно, сомнения в душе шевелятся, смогу ли дотащить эту воду от родника… Даже и от пустых вёдер мои нынешние руки гудят, будто тащу непосильную ношу, а спину ломит. Но — надо. Пусть буду отдыхать после каждых нескольких шагов, пусть придётся драться, в прямом смысле, за каждую каплю воды. Это теперь моя война, и я не имею права её проиграть.

Глупость, скажете? А из таких маленьких сражений и состоит жизнь. Поначалу это не так заметно, но перед глазами почему-то явственно стоит картинка: старушка, или старичок, который упорно ковыляет вперёд, тащит скромную авоську с едой, стучит палочкой, оскальзывается на льду, но упорно продолжает свой путь.

Я даже замер, пытаясь лучше понять это не то воспоминание, не то игру воображения, тщетно пытаясь раскрутить клубок ассоциаций. Вдруг это поможет вспомнить? Может, я — как раз и есть тот старичок, или… старушка?

Упорно насилую свой мозг несколько минут, до тех пор, пока не начинает болеть голова. К сожалению, безрезультатно. Никаких мыслей, зацепок, ответов. Вздохнув, тянусь за вёдрами. Видимо, пока не светит узнать, кто же я на самом деле, откуда, и что здесь делаю. И я иду дальше, вернее, хромаю, морщась от боли — будут новые синяки, это точно.