Законная наследница

Пэгги уловила мимолетный, чисто мужской взгляд. Зарделась, но взяла себя в руки. Она не находила в своей внешности ничего красивого. С детства ее дразнили дылдой и рыжей. Вот и этот мужчина, от которого возбуждающе пахнет лосьоном для бритья, наверняка посмеивается, а она, дура, чуть не разомлела. Хватит мусолить опасную тему, приказала себе Пэгги и высвободила руку, лежавшую на его локте.

Он первый поднялся по ступеням крыльца, подождал у входной двери, над которой висел латунный молоточек с витиеватым венчиком из роз, повернул ручку и впустил ее в дом, через маленькую переднюю провел в гостиную. Она оказалась просторной, с большим ковром посередине, но довольно мрачной по свету и… абсолютно запущенной.

— Не обращайте внимания, — усмехнулся Брюс. — У мужчин, живущих здесь, никогда порядка не будет. Давайте пройдем в столовую. Моя экономка, должно быть, уже все приготовила к ланчу.

Следующая комната поразила Пэгги еще больше. За огромным старинным полированным круглым столом, навалившись на него грудью, сидел пожилой человек, одетый довольно неопрятно. Когда-то белокурые волосы тронуты сединой, морщинистые щеки, губы поджаты… Это было лицо шестидесятилетнего испорченного мальчишки. Да он вылитый Вилли, сразу догадалась Пэгги. Сходство поразительное!

— Кто это с тобой? — пробрюзжал старик. — Твоя возлюбленная? — Он отвратительно захихикал, глядя на Брюса, потом опять перевел взгляд на Пэгги. — По-моему, я тебя знаю, девушка, или ошибаюсь?.. Ух, до чего же ты рыжая! Вылитая лиса…

Пэгги почувствовала к нему ненависть, но не дала себе сорваться. Не грубить же в чужом доме, пусть сами с ним разбираются, подумала она.

— Здравствуй, отец, — сказал Брюс, и в его голосе ей почудились ноты, которые Пэгги до этого не слышала. — Не слишком ли рано сегодня начал?

— А ты что делал бы на моем месте? Приходится улучать момент. Зря прячете, все равно найду, — произнес тот и залпом осушил стакан. — Фу, мерзость… Неужели я не заслужил чего-нибудь поприличней? Уж лучше бы остался в Париже. По крайней мере там выпивка нормальная.

Стакан выскользнул у него из рук и скатился на пол. Инстинктивно Пэгги бросилась поднимать. Запах алкоголя шибанул ей в нос.

— Налей-ка мне еще, девушка.

— Нет, — сурово возразил Брюс. — Если хочешь уморить себя, делай это без нашей помощи. Пойдемте, Пэгги. Давайте поедим на кухне. Там и воздух чище. Извините за сцену, — произнес удрученно, когда они пришли. — Не думал, что он уже встал. Обычно отец не вылезает из постели до двух часов дня и до полчетвертого еще трезв.

— Не переживайте, я видела и похуже. Один из моих воспитателей тоже был пьяница.

— Вообще-то говоря, правильно, что вы встретились. Так или иначе, я должен был вас познакомить.

— Какая необходимость? — пожала плечами Пэгги.

— Видите ли, ваша мать, то есть миссис Макинрой, — девушка сразу отметила, каким холодным стал его голос, — ваша мать и мой отец много лет назад вместе убежали в Париж… Это был скандал десятилетия — нет, скандал века в нашей округе! Она бросила четырехлетнюю дочь и мужа, он — жену и двух сыновей…

Пэгги оторопела. Буря бушевала в душе, мысли путались. Как сквозь вату доносились слова Брюса.

— В Париже они жили на ее деньги, пока все не спустили. И тогда… Мне трудно так говорить об отце, но хочу, чтобы вы знали: «любезный джентльмен» бросил свою пассию в Париже одну, без денег, больную. А сам однажды утром объявился дома, ожидая, что «любящая семья» простит и забудет прегрешения его молодости… Моя мать не простила, она с ним развелась и теперь снова замужем и счастлива. Думаю, и я никогда не прошу. Старался, но не получается. — Когда Пэгги подняла на него глаза, то увидела совершенно окаменевшее лицо.

— Если они все потратили, и он бросил ее в Париже без гроша, как же она вернулась обратно?..

— Я ездил за ней, — тяжело вздохнул Брюс. — Сыновьям иногда приходится расплачиваться за отцов… Буду откровенным, рано став в доме старшим, мне пришлось повкалывать! Я сумел выкупить ферму — отец всю жизнь был мотом, — кое-что скопить. С тех пор как он снова тут, я выплачиваю ему пособие. Вполне достаточное для спиртного и гольфа, в который он играет, если трезв…

Пэгги выслушала горькую исповедь, не перебивая. Только сейчас она стала догадываться, какой ненавистью должно быть переполнено сердце Брюса Патерсона к хозяйке Реджвуда и собственному отцу, породившим бесконечную цепь несчастий как в одной, так и в другой семье.

— Ее оказалось трудно найти в Париже? — наконец тихо спросила она.

— А что было делать? Сидеть сложа руки? Да меня совесть бы заела. Отец трижды предатель — соблазнил женщину бежать, обещал жениться, разорил… Как нашел в Париже? Длинная история, не хочу даже вспоминать. Отчасти просто повезло.

— Она там заработала себе эмфизему?

— Зарабатывала всю жизнь, выкуривая по три-четыре пачки в день, а уж пили они вместе — отсюда и цирроз печени.

— Не понимаю одного, разве эти болезни заразные? — наивно спросила Пэгги. — Почему ее держат под замком?