– Если б только разговаривали, может, и не запомнила бы, – снисходительно объяснилась она. – Только они не разговаривали, они лаялись. И – руками махали! Даже подумала, не драка ли. Потому и отложилось. Ну, и потом больно не соответствовали друг другу. Опёнкин этот, – она презрительно ткнула в сторону потухшего экрана, – чмо и есть чмо. В каком-то тулупишке задрипанном. А наш-то в костюмчике от Версаче из своего «Мерина» выскочил. Ясно, что тот его подкараулил.
Беата кивнула.
– Всё это происходило на глазах охранников, – подтвердила она.
– Они даже повыскакивали из будки, чтоб вступиться за жильца. Но тот странно себя повёл. Как увидел их, потом Аринку мою, переменился в лице, втиснул Опёнкина этого в свою машину, развернулся и увёз. Хотя перед этим собирался заехать на территорию. Там же, кстати, оказалась мой диспетчер Нелли. Она тоже эту сцену запомнила. Дату по журналу дежурств восстановили.
– Так кто именно? – Стремянный деловито щелкнул авторучкой.
Арина еще раз глянула на мать.
– Один из наших випов, – ответила за неё Беата. – Сын заместителя Главы президентской Администрации. Георгий Юрьевич Судин. Отец ему год назад у нас квартиру купил.
Выпавший блокнот звенькнул о стекло на журнальном столике.
Мать и дочь удивленно переглянулись, – оба старших гостя замерли с застывшими лицами.
– Вам это имя что-то говорит? – заметила Беата.
Гулевский заторможено кивнул.
– Может, совпадение, – уныло протянул он.
Стремянный послюнявил ладонь, огладил ёжик на голове, будто опасался, что волосы встали дыбом.
– Теперь хотя бы понятно, почему они у черта на куличках оказались, – буркнул он. – В ресторане наверняка Егора Судина поджидали. И зачем к Товариществу попёрлись, проясняется. К товарищу за подмогой добирались. Во всяком случае, выстраивается цепочка.
– Но почему?! – Гулевский только что не взмолился.
Стремянный удрученно повел плечом.
– Вот это и предстоит узнать, – он цедил слова, будто пазл на ходу складывал. – Если не забыл, и Котька, и Судин – это фармакологическая компания при Администрации. Чем Егор Судин не поставщик азалептина? М-да. С этой стороны очень любопытный пасьянс может состояться. Тут тебе не рядовые версии, а с золочеными нитками.
В нем вновь торжествовал сыщик.
– Хочешь расколоть Опёнкина? – догадался Гулевский.
– Пренепременно, – Стремянный принялся нетерпеливо тыкать блокнот в узкий карман. – Как мыслишь, опер? – обратился он к Матусёнку.
– Рупь за сто расколем, – косясь на Арину, с важностью подтвердил Симка. – Если азалептин и впрямь поставлял Егор Судин, то смысла покрывать его у Опёнкина больше нет. Теперь-то понятно, почему упорно молчал: знал, кто папенька. И рассчитывал на помощь сверху за то, что не сдал. А раз мы сынка расшифровали, какая после этого помощь? После этого – спасайся кто может!
Беата осторожно вмешалась:
– Но вы хоть понимаете, что может начаться, если и впрямь подтвердится, что сын…
– Потому и тороплюсь, – Стремянный кивнул, откланиваясь. Жестом поднял Матусёнка. Тот повернулся попрощаться с Ариной. Но девушка лежала с закрытыми глазами, разметавшись по подушке, и хрипло дышала.
Симка вопросительно посмотрел на Беату. Та провела тыльной стороной ладони по потному лбу дочери.
– Я ей снотворного дала, – объяснилась она.
– Надеюсь, не азалептинчику, – не удержался Стремянный.
По знаку Беаты, все вышли в коридор. Мужчины потянулись к одежде.
Из спальни донёсся стон. Беата встревожилась.
– Как бы опять не пришлось Скорую вызывать… – пожаловалась она. Оборотилась к Гулевскому. – Ты не задержишься? Боюсь, может помощь понадобиться.
– Задержится, задержится, – ответил за Гулевского Стремянный. Он ухватил с вешалки куртку, одновременно принялся всовывать ступни в туфли, в спешке сминая задники. – У такой очаровательной хозяйки, и не задержаться. Это ж полным обалдуем надо быть. Я б и сам всей душой, если б не неотлога…
Он еще «отбивал» дежурные комплименты, но, судя по яростно поблескивающим глазам, мысли были уже не здесь. Через пару секунд тяжелые шаги Евгения Стремянного покатились вниз по лестнице, – терпения дождаться лифта не хватило. Матусёнок едва поспевал следом.
– Прямо мальчишка, – Беата слабо улыбнулась.
– Опер, – подправил Гулевский.
Надсадный, искаженный вскрик заставил Беату, а за нею Гулевского вбежать в спальню. Тело Аришки, мелко сотрясаясь, неловко сползало на пол. Всклокоченная голова с выпученными глазами откинулась на подушке, Из искривленного рта густо текла слюна.
– Голову! Голову на бок! – Беата с криком метнулась к дочери. Гулевский опередил ее.
– Голову! Чтоб язык не запал, – вновь выкрикнула Беата. – И не выпускай. Иначе побьётся.
Гулевский навалился сверху всем весом и всё-таки с трудом удерживал содрогающееся под ним тело. Слюна изо рта лила потоком, обильно орошая подушку, простыню и рукав самого Гулевского. Мать беспорядочно металась рядом, пытаясь блокировать трепыхающиеся ноги. Спохватившись, кинулась к столику с лекарствами.