– Шутки кончились, Егор, – возле театра «Ромэн» он притёрся к бордюру. Обернулся, подманил глаза в глаза. – Ты зачем же, поросенок, Костю убил?
Посеревший Егор отшатнулся.
– Да вы!…Соображайте немного. Мне Котька как брат был.
– Угу! И Вадик тоже, – кивнул Стремянный. – Вот я и спрашиваю: пошто ж ты, Святополк окаянный, братьев своих порешил?
Егор рванул к дверце. Скованными ладонями ухватился за ручку, намереваясь вывалиться наружу. Лапа Матусёнка ухватила его за шиворот и оттянула вглубь салона.
– Враньё всё! Враньё! Евгений Геннадьевич, мы ж вместе на похоронах!. Чтоб я своими руками… – беспорядочно выкрикивал Егор, отчаянно извиваясь в цепких объятиях оперативника.
– Утихни, дурашка! – Матусёнок с силой перехватил Судина-младшего за горло. Тот захрипел, с лицом, повернутым к мучителю.
– Разве ж тебя кто упрекает, что сам? – Матусёнок укоризненно поцокал, будто раскапризничавшемуся малышу. – Самому тебе воспитание не позволяет. Для этого Опёнкин имеется!
– Какой еще?.. – неуверенно пробормотал Егор.
Стремянный, наблюдавший за барахтаньем на заднем сидении, тяжко вздохнул:
– Да тот самый! Которого ты нанял, чтоб друзей отравить. А он похитрей тебя оказался. Выследил и – принудил поставлять азалептин – для последующих убийств.
Отмахнулся от расширившихся недоуменно глаз:
– Будет тебе! А то сам не догадался, откуда пошли серийные азалептинщики.
Егор с усилием отвел взгляд:
– Не было ничего. Опёнкина какого-то придумали!
– И никогда не видел, – насмешливо подсказал Матусёнок.
– Не видел!.. Если только на фото.
– Ой ли? – неприятно удивился Стремянный. – А вот тебя с ним видели. Или забыл?
– Ништяк, Евгений Геннадьевич, – успокоил его Матусёнок. – В тюрьму отвезем, Опёнкин ему на очной ставке живо всё напомнит.
Сочувственно подмигнул Егору.
– Он ведь, Опенкин-то этот, каков выдумщик оказался, на диктофон ваши встречи записывал, – на голубом глазу соврал он. – Так что – сидеть тебе, хитрован, не пересидеть.
Егор сжался, – это был конец. Всё закружилось.
– Сейчас я от тебя хочу услышать только одно, – размеренный голос Стремянного вернул его к действительности. – Почему ты решил убить Костю?.. Ведь главной мишенью был он? Не Вадим? Ну?
Подбородок Егора едва заметно опустился.
– Хорошо! Так почему? – Стремянный жестом удержал Матусёнка, собравшегося для убедительности тряхнуть подозреваемого.
– Детали – через кого разыскал Опёнкина, как договаривались, как навёл, – это потом, в протокол допроса. Сейчас меня интересует одно: по-че-му?! Говори, раз уж начал. Лучше со мной объясниться, пока не поздно.
– Куда как лучше, – плотоядно подтвердил Матусёнок. – А то ведь у нас такие заплечных дел мастера имеются. Живо ласты за уши завернут. Ух! Сам боюсь!
Его будто перетряхнуло. Улыбка, сделавшаяся мертвенной, парализовала Егора. Он облизнул губы, решаясь.
– Итак? – поторопил Стремянный.
Мобильник в кармане Судина-младшего тренькнул совершенно не к месту. Заиграла мелодия «Надежды» – «Снова мы оторваны от дома».
Раздосадованный Матусёнок бесцеремонно залез в чужой карман, глянул на высветившееся на дисплее «Фазер». Отключил.
– Так что, будем говорить? – потребовал он.
Увы, поздно! Звонок отца будто вывел Егора из гипнотического состояния, в которое его погрузили внезапное разоблачение и страх перед мертвенной улыбкой соседа. Отец! Конечно же, вот спасение. Он резко отпрянул:
– Всё это ментовская провокация! Требую немедленно отвезти меня к следователю. Только на его вопросы стану отвечать. И только после того, как о задержании – если я задержан – будет сообщено отцу. А уж он пришлет адвоката. Без адвоката, который мне как подозреваемому положен, разговаривать не стану. Можете бить, – он опасливо скосился на соседа. – Но предупреждаю, вам это глумление над правами личности боком выйдет!
Губы его поджались, скулы обострились, – он сделал выбор. Стремянный разочарованно отвернулся. Не трудно было представить, как на ход следствия повлияет вмешательство заместителя Главы администрации. Расчет был на быстрое получение признательных показаний. Если же их не будет с самого начала… Не такие дела научились гробить. Прекрасно понимал это и Матусёнок.
– Раз так, гоните по шоссе, Евгений Геннадьевич! – потребовал Симка. Черты лица его дышали отчаянной решимостью. – Гоните, говорю вам! – повторил он, махнув рукой вдоль Ленинградки.
Пожав плечом, Стремянный принялся разгоняться.
– Значит, без папеньки разговаривать не желаешь, – недобро уточнил Матусёнок. Оглядел нахохлившегося задержанного. – А ведь не шутит, Евгений Геннадьевич. И впрямь не станет, – прикинул он. – И на кой он нам тогда живой нужен? Да пусть его черти в аду «колят»!
Егор похолодел, – разгорающиеся безумием глаза оперативника покатились из орбит.
– Да, пожалуй, так будет для всех лучше, – решился Матусёнок.