Законник

– Утром. Как только Виталий Борисович вернулся из Следственного комитета России. Его с ночи вызывали. Он хотел, чтоб я освободила. Но я отказалась! И теперь он сам принял дело к производству, – с гордостью сообщила Цыпко. Вдруг испугалась. – Только это между нами! Я и так больше, чем можно… – на том конце зарыдали, телефон отключился.

Гулевский озадаченно огладил свежевыбритый подбородок. Всё выходило куда плоше, чем мог он предположить: при таких железных доказательствах причастности к преступлению отпускать убийцу на свободу… Похоже, Мелешенко получил прямое указание.

Стремянный, телефон которого Гулевский набрал, сдавленно буркнул: «Уже в курсе. Перезвоню». Не дав ответить, отсоединился. Перезвонил он через какой-то десяток минут из телефона-автомата – в смятенном состоянии. В начале десятого к нему на квартиру подъехал начальник угро Батанов, вызвал на лестничную клетку и только там, оглядевшись, сообщил, что Матусёнка прямо с рабочего места увезли в службу собственной безопасности МВД.

– Насчет допроса в машине? – догадался Стремянный. Батанов многозначительно смолчал, показал пальцем на телефонный кабель и попросил больше в расположении милиции не появляться, об участии в расследовании забыть и вообще – посоветовал на месячишко куда-нибудь исчезнуть. После чего поспешно распрощался.

– Понимаешь, куда гнут? – горячо пророкотал Стремянный.

– Хотят «расколоть» на незаконные методы и вроде как дезавуировать признание.

– А могут?

– Замучаются, – Стремянный сочно выругался. – Я над этой Цыпко сам как квочка сидел. Признание обложили со всех сторон, чтоб хода назад не было: опознание честь по чести, очная ставка, допрос под диктофон у следователя плюс добровольная выдача азалептина. Всё при разных понятых. Да ту же историю с томографами подтвердить делать нечего. Изъять документацию – и вот он, мотив преступления, в хрустальной чистоте. Не, пусть хоть всех адвокатов и прокуроров в один консилиум соберут. Не выйдет у них младшенького отмазать.

Но полной уверенности в голосе друга Гулевский не почувствовал.

Потому переложил работу на подвернувшуюся Катю Потапенко и бросился в следственный комитет.

Мелешенко оказался в своём кабинете. Сбоку, на краешке стула, притулилась Цыпко.

При виде Гулевского руководитель следствия удивленно насупился, открыл верхний ящик стола и смахнул в него увесистую папку – уголовное дело. Папка гулко ухнула о фанерное днище.

– Как будто не договаривались о встрече? – он проницательно глянул на смутившуюся Цыпко.

– Ступай-ка вон! И это забери, чтоб не видел, – он протянул ей исписанный листок, как догадался Гулевский, – рапорт об увольнении.

– Я тебя не за это уволю! А по статье, – пригрозил он. – Так что даже в музыкальную школу твою, если возьмут, так только уборщицей!

– довольный шуткой, фыркнул. – Еще раз взбрыкнёшь, посажу на венерические дела. Марш работать!

Испуганная женщина подскочила, отчего-то с укором взглянула на Гулевского и выпорхнула из кабинета.

– Курица! – вслед закрывшейся двери оценил Мелешенко.

– Зато вы, как погляжу, – орёл! – напустился на него Гулевский. – На каком основании освобожден Егор Судин?

Показная приветливость сошла с лица Мелешенко. Как при первой встрече, он оглядел посетителя с хмурой неприязнью, словно силясь понять, что тот от него хочет.

– Я спросил, почему освобожден Егор Судин? – жестко повторил Гулевский.

– За нецелесообразностью.

– Убийцу и поставщика орудия для серийных убийств нецелесообразно арестовать? – Гулевский, будто не веря ушам, всмотрелся в начальника следствия.

– Отчего же убийцу и, как вы выражаетесь, поставщика? – в тон ему удивился Мелешенко. – Совершенно безвинно пострадавшего, абсолютно непричастного гражданина.

– Как это? – на сей раз Гулевский поразился неподдельно. – А его собственные признательные показания? Очная ставка с Опёнкиным? Изъятые анаболики?

По лицу Мелешенко скользнула снисходительная усмешка. Ужасная догадка пронзила Гулевского:

– Вы что же?… Хотите сказать, что ничего этого в деле больше нет?

– И никогда не было, – подтвердил Мелешенко. – Догадываюсь, кто вам про это наговорил… Фантазёрка истеричная. Чего только не привидится? Егора Судина я допросил лично, как только принял дело к производству. И выяснил, как его принуждали оговорить себя. Под угрозой гибели кто себя не оговорит?.. Эти фальсификаторы за своё ответят полной мерой, – страстно пообещал Мелешенко. – Потому что российское правосудие, карающее виновных, есть несокрушимая крепость, когда надо защитить невинных. И для меня как для следователя сие не только профессиональный долг, но и гражданская позиция. Да что я вам говорю? Вы ж сами нас всегда этому учили.

Полускрытые за золочеными очочками глаза смотрели на Гулевского с нескрываемой издёвкой.

– Стало быть, Егор Судин Опёнкину никаких анаболиков не передавал, убийство друзей не «заказывал»?

– Да они, как оказалось, даже не были знакомы! – радуясь его догадливости, закивал Мелешенко. – Сегодня утром Опёнкина передопросили. И что же?

– Признался, что оговорил? – догадался Гулевский.