– Илюшка! – обрадовано выдохнула Беата. Спохватилась: – Очень вовремя объявился. Присаживайся, мы, собственно, закончили… Хорошо, Нелли. Я всё поняла.
– Но, Беаточка Станисловна, – Нелли с чувством прижала руки к груди. – Сами посудите, что я могла? Если б ещё не муж. А так…
– Да не сужу я вас! – прикрикнула Беата.
Но Нелли не унималась. Слезы и извинения продолжали литься потоком.
Гулевский, откинувшись на диване, не вникал в предмет разговора, – наверняка Нелли вновь проштрафилась. Он просто вслушивался в звонкий, как ручеёк, Беатин голос и с наслаждением ловил на себе тёплый, лучистый её взгляд.
Выпроводив, наконец, рыдающую сотрудницу, Беата перепорхнула на диванчик рядом с ним. Взяла за руку:
– У тебя убитый вид. Опять неприятности?
Гулевский слабо улыбнулся:
– Как хорошо, что ты есть.
Он подхватил её ладошку, прижал к щеке, потерся.
– Значит, и впрямь что-то новенькое, – утвердилась в догадке Беата. Вгляделась озабоченно. – Скверно выглядишь, Гулевский. Пойдем-ка погуляем по задворкам моего хозяйства.
По выскобленным брусчатым дорожкам они обогнули холёные здания Товарищества, закрытый плёнкой теннисный корт и спустились с пригорка к сонному ручейку с вмёрзшими в лёд гнилыми листьями. Ни дворницкие лопаты, ни садовые ножницы сюда не добрались. Дикий кустарник у ручья топорщился космами чёрных, мокрых веток. Под ногами хрустели слежалые, будто хлебные корки, ломти снега.
Беата пригнула веточку чахлой берёзки, принюхалась.
– Надо же. Весной пахнет. Прямо как в день твоей свадьбы, – неожиданно произнесла она. – И тоже март.
Глаза Гулевского изумленно распахнулись.
– Но откуда?.. Ты ж к тому времени была в Калининграде?
– Была, – подтвердила Беата. – Но – написали. И так накатило, – назанимала у девчонок денег, прилетела. Свадьба ведь была в мотеле «Березовая роща»?
Гулевский обалдело сглотнул.
– Вот за такой березкой и стояла. Тебя в окнах выискивала. А после уж и сама замуж выскочила. Не для кого было больше беречься.
Гулевский рухнул на колени. Растроганный, обхватил ее ноги:
– Бэтушка! Простишь ли когда-нибудь?
Сверху, из-за пригорка, донёсся хруст шагов.
– Встань немедленно, – со смехом потребовала Беата. – Увидят, решат, что ты у меня фитнес-клуб в льготную аренду выпрашиваешь.
Дождалась, пока он отряхнет испачканные колени, подхватила под ручку и потянула вдоль аллеи.
– Рассказывай, что опять стряслось, – потребовала она.
Гулевский принялся оживленно рассказывать. Но то и дело косился на свою спутницу. Слушая, Беата задумчиво наклонила голову к правому плечу. Гулевский любовался этим знакомым с юношества жестом. Правда, прежде, раздумывая, она еще и прикусывала язычок.
– Что бы ты посоветовала? – закончил он, ожидая не столько совета, сколько сочувствия.
– Неблагодарное дело – советы. Меряешь-то их по себе. А они, как костюм, – одному впору, а на другом трещат… Если б ты смог с этим жить, сказала бы: «Забудь. Живи как не было». Так ведь не сможешь? – она вопросительно посмотрела на него.
– Пообещал, что до Страсбурга дойду, – со смешной, пацаньей гордостью объявил он.
– Может, другого выхода тебе и не оставят, – согласилась Беата.
– Но, прежде всего, хочу восстановить доказательства вины младшего Судина. Для начала хорошо бы собрать твоих сотрудников, что видели Судина вместе с Опёнкиным, Аринку твою. Составим заявление…
– Опоздал.
Гулевский удивленно вскинулся. Беата помялась.
– Два часа назад приходили охранники. Те самые! Их с утра вызывали в милицию.
– Заставляли отказаться от показаний?
– Уже заставили. Оба официально подтвердили, что обознались. Ты их не вини, Илюша. У людей свои заморочки. У одного очередь на квартиру с пять лет как зависла. А тут пообещали – разом решить. У другого – сын на наркоучёте. Посадить при желании – раз плюнуть. А теперь вот и Нелли – сам видел. И что ей в самом деле скажешь? У мужа лейкемия. Цена лекарств зашкаливает. Выкарабкиваются за счёт госдотации. Исключат из программы и – всё… И как они всё так быстро о каждом пронюхали?
– Они бы так же ловко преступления раскрывали! – неприязненно бросил Гулевский. Внезапно кольнула догадка:
– Что? Аринку тоже?..
Беата уныло кивнула:
– Об этом и собиралась сказать. Прямо в институт приходили. В кабинет декана вызвали и – уговаривали, что обозналась.
– И?..
– Взбрыкнула, что за свои слова привыкла отвечать… Мне страшно, Илья. Им ведь в самом деле через человека переступить ничего не стоит. Тем более может случиться, что она останется единственной, кто настаивает на своих показаниях.
Беата выжидательно замолчала. Но Гулевский ощутил, как подрагивает прижатый локоток.
– Что ж теперь? – неуверенно произнес он. – Пусть откажется. Тем более, ничего это, в сущности, не решает, раз уж остальные… Если хочешь, я сам уговорю.
– Она не откажется, – возразила, хоть и с благодарностью, Беата. – Слабенькая, но когда упрётся… Да и по совести не могу я её к этому склонять. Она рассказывала, как бойко всех отбрила, и – такая гордая сделалась! Глазёнки как прежде заблестели. Понимаешь? Думала, в Краков к родственникам на время отправить, так ведь слушать не хочет, упрямица!