Читаем Законы диалектики. Всеобщая мировая ирония полностью

Третьей великой формой, отличающейся от неподвижного единого Китая и от блуждающего необузданного индийского беспокойства, является персидское государство. Китай совершенно специфически восточен; Индию мы могли бы сравнить с Грецией, а Персию с Римом. Ведь в Персии теократическое начало принимает форму монархии. Монархия же есть такой государственный строй, при котором управление конечно сосредоточено в лице верховного главы, но последний не имеет безусловного всеобщего решающего значения и не признается произвольно властвующим на троне – считается, что его воля проявляется как законность, которую он разделяет со своими подданными. Таким образом мы имеем всеобщий принцип, закон, который лежит в основе всего, но самому ему как природному еще присуща противоположность. Поэтому представление духа о самом себе на этой ступени еще оказывается совершенно природным – это представление о свете. Этот всеобщий принцип является определением как для монарха, так и для всякого подданного, и таким образом персидский дух является чистым, просветленным, идеей народа, живущего согласно требованиям чистой нравственности, как в священной общине.

Как естественной общине ей отчасти присуща противоположность, которой она не преодолела, и ее святость получает это определение долженствования, отчасти же эта противоположность проявляется в Персии как царство враждебных народов и как связь разнообразнейших наций. Персидское единство не есть абстрактное единство китайского государства, но его назначение заключается в том, чтобы господствовать над разными многочисленными народами, которых оно объединяет под своею благотворною властью, и как благодетельное солнце озарять все, пробуждая и согревая. Эта всеобщность, которая является лишь корнем, дает всем отдельным элементам свободно расти и как им угодно распространяться и разветвляться. Итак, в системе этих отдельных народов все различные принципы совершенно разрознены и продолжают существовать рядом друг с другом. В числе этих народов мы находим кочующих номадов, затем мы видим, что в Вавилонии и Сирии развиты торговля и промышленность и что здесь господствует сумасброднейшая чувственность, разнузданнейшее упоение. Через прибрежные страны устанавливаются сношения с внешним миром. В этой луже (Pfuhl) противостоит нам духовный бог иудеев, который, как Брама, есть лишь для мысли, но он ревнив и исключает из себя и уничтожает всякое особенное различие, допускаемое в других религиях.

Так как это персидское государство может предоставлять свободу отдельным принципам, противоположность живет в нем самом, и, не оставаясь абстрактно и спокойно неизменным, как Китай и Индия, оно действительно гибнет во всемирной истории.

* * *

Если Персия составляет внешний переход к греческой жизни, то внутренний переход совершается при посредстве Египта. Здесь происходит взаимное проникновение абстрактных противоречий, оказывающееся их разрешением. Это лишь в себе сущее примирение, собственно говоря, представляет собой борьбу противоречивейших определений, которые еще не могут породить своего сочетания, но, ставя себе это порождение своей задачей, делают себя для себя самих и для других загадкой, разрешением которой оказывается лишь греческий мир.

Если мы сравним различные судьбы этих государств, то государство китайской пары рек оказывается единственным прочным государством в мире. Завоевания не могут причинить никакого вреда такому государству. Мир Ганга и Инда также сохранился: такая бессмысленность также вечна; но его назначение, по существу дела, состоит в том, чтобы подвергаться смешению, покорению и угнетению. Эти два государства и в настоящее время остались на земле; наоборот, от государств, расположенных у Тигра и Евфрата, уже не остается ничего, кроме груды кирпичей; ведь персидское царство как переходное оказывается преходящим, а государства на берегах Каспийского моря являются жертвой старинной борьбы между Ираном и Тураном. А царство единого Нила находится только под землей, в виде его немых мумий, которых теперь развозят по всему миру, и их величественных чертогов; то, что еще возвышается над землей, само состоит лишь из таких пышных гробниц.

<p>Греческий мир</p>

У греков мы сразу чувствуем себя дома, потому что мы находимся в сфере духа, и если национальное происхождение и различие языков можно проследить далее, в Индии, то все-таки подлинного подъема и истинного возрождения духа следует искать прежде всего в Греции.

Греция представляет нам отрадную картину юношеской свежести духовной жизни. Здесь содержанием воли и знания созревшего духа впервые становится он сам, но таким образом, что государство, семья, право, религия являются в то же время целями индивидуальности, и она является индивидуальностью лишь благодаря этим целям. Наоборот, взрослый человек живет, работая для достижения объективной цели, к которой он последовательно стремится, и наперекор своей индивидуальности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Классика философской мысли

Голод, страх смерти и половой инстинкт
Голод, страх смерти и половой инстинкт

Артур Шопенгауэр (1788–1860) – самый известный мыслитель в духе иррационализма и мизантропии. Он называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма». Взгляды Шопенгауэра на человеческую мотивацию и желания, на природу человека оказали влияние на многих известных мыслителей, включая Ницше и Фрейда, а его идеи так или иначе использовали в своих произведениях Лев Толстой, Кафка и Борхес.В данной книге представлены наиболее значительные произведения Шопенгауэра, характерные для «философии пессимизма», – горькая правда о человеке и мире людей, ведь, по мнению автора, ими движет преимущественно голод, страх смерти и половой инстинкт.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Артур Шопенгауэр

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука

Похожие книги

Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука