Читаем Законы диалектики. Всеобщая мировая ирония полностью

В Риме мы уже находим эту свободную всеобщность, эту абстрактную свободу, которая, с одной стороны, ставит абстрактное государство, политику и власть выше конкретной индивидуальности и вполне подчиняет последнюю, а с другой стороны, в противоположность этой всеобщности создает личность – свободу личности в себе, которую, конечно, следует отличать от индивидуальности. Ведь личность является основным определением права: она приобретает наличное бытие преимущественно в собственности, но равнодушна к конкретным определениям живого духа, с которым имеет дело индивидуальность. Эти два момента, которыми руководится Рим, политическая всеобщность для себя и абстрактная свобода индивидуума в самом себе, первоначально выражены в форме самого внутреннего мира. Этот внутренний мир, это углубление в самого себя, которое, как мы видели, оказалось гибельным для греческого духа, здесь становится почвою, на которой открывается новая сторона всемирной истории. При рассмотрении римского мира дело идет не о конкретной духовной жизни, имеющей свое богатое содержание, но всемирно-историческим моментом в ней является абстракция всеобщности, и целью, которая преследуется с бессмысленной и бессердечной жестокостью, оказывается только господство, для того чтобы эта абстракция приобрела свое значение.

В Греции основным определением политической жизни была демократия, как на Востоке – деспотизм; здесь же народу противополагается аристократия, и притом непреклонная. И в Греции также в демократии возникали раздоры, но лишь в форме борьбы партий; в Риме принципы вызвали разделение целого, они враждебны друг другу и борются друг с другом: сперва аристократия с царями, затем плебеи с аристократией, пока демократия не достигает господства; тогда впервые возникают политические партии, из которых произошла та позднейшая аристократия великих индивидуумов, которая покорила мир. Этот дуализм есть именно то, что выражает подлинную внутреннюю сущность Рима.

Общим принципом римского мира являлся субъективный внутренний мир. Поэтому в ходе развития римской истории внутренняя замкнутость, самодостоверность в себе самом переходит во внешнюю реальность. Принцип субъективного внутреннего мира сперва осуществляется и получает содержание лишь извне, благодаря частной воле, стремившейся к господству, благодаря воле правительства и т. п. Развитие состоит в очищении внутреннего мира, благодаря которому возникает абстрактная личность, которая придает себе реальность в частной собственности, и тогда высокомерные личности могут быть сдерживаемы лишь деспотической властью. Общий ход развития римского мира таков: переход от священного внутреннего мира к противоположному. Ход развития здесь не таков, как в Греции, где принцип лишь развивал и расширял свое содержание; но развитие является переходом к противоположному, которое не оказывается гибельным, но которого требует и к которому приводит сам принцип.

* * *

Что касается определенных разграничений в римской истории, то обыкновенно ее разделяют на периоды царской власти, республики и империи, как будто в этих формах выражались принципиальные различия; но в основе этих форм развития лежит один и тот же принцип римского духа. Наоборот, мы должны при разделении иметь в виду ход всемирной истории. Уже прежде история всякого всемирно-исторического народа разделялась на три периода, и этот план должен оправдаться и здесь. Первый период обнимает собой первоначальную историю Рима, в которой по существу противоположные определения еще почиют в спокойном единстве, пока противоположности не усилятся и государственное единство не окрепнет вследствие того, что оно породило из себя противоположность и содержит ее в себе как существующую. Во второй период государство дает этой силе внешнее применение и выступает на всемирно-историческую арену; это – прекраснейшая эпоха римской истории: Пунические войны и соприкосновение с предшествующим всемирно-историческим народом. Открывается более обширная арена на Востоке. Историю в эпоху этого соприкосновения изложил благородный Полибий.

С тех пор римское государство расширялось, стремясь к завоеванию мира, и это подготовило его упадок. Наступила внутренняя дезорганизация, так как из противоположности развилось противоречие в себе, и получилось полное несоответствие; эта дезорганизация кончается деспотизмом, которым характеризуется третий период. Здесь римская мощь является величественной, блестящей, но в то же время она глубоко подорвана в себе, и христианская религия, возникающая вместе с империей, получает значительное распространение. Наконец, к третьему периоду относится и соприкосновение с Севером и с германскими народами, которые затем должны стать всемирно-историческими.

<p>Христианство</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Классика философской мысли

Голод, страх смерти и половой инстинкт
Голод, страх смерти и половой инстинкт

Артур Шопенгауэр (1788–1860) – самый известный мыслитель в духе иррационализма и мизантропии. Он называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма». Взгляды Шопенгауэра на человеческую мотивацию и желания, на природу человека оказали влияние на многих известных мыслителей, включая Ницше и Фрейда, а его идеи так или иначе использовали в своих произведениях Лев Толстой, Кафка и Борхес.В данной книге представлены наиболее значительные произведения Шопенгауэра, характерные для «философии пессимизма», – горькая правда о человеке и мире людей, ведь, по мнению автора, ими движет преимущественно голод, страх смерти и половой инстинкт.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Артур Шопенгауэр

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука

Похожие книги

Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука