Законы границы

Каньяс молча слушал меня, а потом не выдержал. «Не знаю, о чем вы говорите, — произнес он. — Сарко больше нет». «Сарко жив, — возразил я. — Он был мертв, но вы воскресили его. Если бы эта бедная женщина не рассказывала целыми днями сказки журналистам под вашим присмотром, то ничего подобного сейчас бы не было». Естественно, я имел в виду Марию Вела, которую Каньяс использовал в качестве тарана в своей кампании по освобождению Сарко. Конечно, я не сказал ему ничего такого, что не было бы известно всем, однако адвокату не понравились мои слова. Он шагнул вперед, оперся ладонями о стол и наклонился ко мне: «Господин директор, почему бы вам не заниматься своими проблемами, а нас оставить в покое?» Каньяс тяжело дышал, крылья его носа подрагивали, и он говорил с трудом, будто ярость сковывала язык. Я старался избежать с ним конфликта, но в тот момент отступать было невозможно. «Потому что это дело и мое тоже, — ответил я. — Оно такое же мое, как и ваше, адвокат. Поверьте, мне бы очень хотелось, чтобы это было не так. Поскольку дело касается также и меня, я обязан говорить вам то, что думаю: так вот, это вам бы следовало оставить в покое Гамальо. Что бы там ни было с его жизнью, но вы помогаете ему окончательно погубить ее». Реакция Каньяса была для меня вполне ожидаемой. «Это такие, как вы, всегда пытались погубить жизнь Гамальо. Только на сей раз у вас ничего не получится». Он направился к двери, однако, открыв ее, остановился и, резко повернувшись, снова покачал пальцем. «Позаботьтесь о том, чтобы эти двое ваших подчиненных больше не досаждали моему клиенту, — потребовал он. — И еще: мы собираемся просить о предоставлении Гамальо отпусков на выходные. Надеюсь, наша просьба будет удовлетворена». «Это угроза?» — спросил я. «Нет, просто совет. Но хороший совет. Прислушайтесь к нему». «Непременно, — кивнул я, откинувшись в кресле и разведя руки с насмешливым и в то же время примирительным видом. — Разве у меня есть другой выход?»

Адвокат ушел, хлопнув дверью, и я остался один, в замешательстве. Мне по-прежнему не удавалось понять, был ли Каньяс наивным человеком, верившим всему, что говорил ему подзащитный, или же он был отъявленным циником, искусно притворявшимся, а на самом деле лишь желавшим заполучить славу за счет славы Гамальо. В общем, я смирился с тем, что меня вновь ждал звонок от начальника нашего ведомства, к помощи которого Каньяс уже прибегал несколько недель назад, чтобы заставить меня дать разрешение на телевизионные съемки Гамальо в тюрьме. Однако начальник мне так и не позвонил, никаких распоряжений насчет Гамальо не последовало, никто не подал никаких жалоб, и дело не попало в газеты. Более того, через два дня я получил прошение о предоставлении отпуска на выходные от имени Гамальо и с подписью Каньяса. Адвокат явился ко мне в кабинет и попросил прощения за свое поведение во время нашей предыдущей встречи. Именно тогда мое представление о Каньясе изменилось, и он начал мне нравиться. Нужно больше смелости, чтобы признать свою ошибку, чем упорствовать в ней, и еще намного больше — чтобы помириться вместо объявления войны. Я оценил жест Каньяса и, сказав, что ему не за что было извиняться, поставил точку в том инциденте. Потом я объяснил ему, что, поскольку его прошение поступило ко мне несколько часов назад, уже не было времени для организации предоставления отпуска Гамальо в ближайшие выходные, но на следующей неделе это возможно.

В последующие дни я поговорил с двумя служащими, которых Гамальо обвинял в плохом обращении, и попросил их держаться от него подальше. Также я велел всем сотрудникам быть предельно осторожными с нашим персонажем, и в следующие выходные впервые за много времени Гамальо покинул тюрьму, получив отпуск.

7

— В субботу, когда Сарко получил отпуск на выходные, мы с Тере, как и договаривались, встретились напротив отделения почты, а оттуда отправились на улицу Марфа за Марией и ее дочерью. Когда мы подъехали к тюрьме, у ее дверей уже стояла толпа журналистов, окруживших Марию и дочь, едва они вышли из машины. Мария ответила на несколько их вопросов, после чего вошла в здание вместе с дочерью. Мы с Тере остались снаружи и стояли, разговаривая, в нескольких шагах от журналистов, от общения с которыми я отказался, шутливо сославшись на то, что звездой этого дня являлся Сарко, а не я.