Законы границы

— Странно, что вы назвали сейчас Сарко крутым типом. У меня сложилось впечатление, что вы считали его неудачником.

— Да. Просто реально крутые типы почти всегда неудачники.

— И еще меня удивляет, что друзья Сарко боялись его.

— Вы имеете в виду парней из его банды? Почему вас это удивляет? Слабаки боятся крутых. А члены банды Сарко — возможно, лишь за небольшим исключением — были слабаками и боялись его.

— Вы уверены?

— Если бы у них не было страха перед Сарко, трудно представить, чтобы они, проведя семьдесят два часа в комиссариате, не сдали бы его. Уж поверьте мне. Они находились у меня на глазах эти три дня, и я знаю, о чем говорю. А что касается того, был или нет Сарко действительно крутым типом, то достаточно посмотреть, как он повел себя после гибели Гилье и задержания остальных.

— Что вы имеете в виду?

— Сарко добыл оружие и стал совершать налеты на банки.

— Я слышал, что в те времена было безопаснее нападать на банки, чем на автозаправки или продуктовые магазины.

— Так утверждал сам Сарко.

— Это правда?

— Не знаю. Однако правда то, что работник автозаправки или продавец магазина бывал иногда и хозяином, а потому мог оказать сопротивление грабителям. А служащим банка подобная глупость никогда не пришла бы в голову, ведь ограбление не наносило им никакого ущерба. Кроме того, поскольку деньги во всех отделениях были застрахованы, у сотрудников имелось распоряжение в случае налета не подвергать себя ненужному риску и без колебаний отдавать наличные. В те времена мы еще не заставили банки внедрить меры предосторожности, ставшие обязательными через два-три года и покончившие с эпидемией налетов: вооруженные охранники, двойные двери при входе, камеры видеонаблюдения, бронированные кассовые кабины, потайные сейфы, пачки денег с учтенными номерами купюр, тревожные кнопки, сигнал с которых подается на центральный пульт охраны или даже прямо в комиссариат… Нужно быть все-таки отчаянным парнем, чтобы врываться в отделение банка с обрезом, угрожая служащим и клиентам, и завладевать имеющейся наличностью — и все это, заметьте, в шестнадцать лет. Что скажете?

— Вы правы.

Именно этим стал заниматься Сарко с середины того лета. И с каждым разом его вылазки становились все рискованнее. А чем больше он рисковал, тем ближе, казалось, становился день, когда можно схватить его.

Этот день, казалось бы, приближался, но все не наступал. В августе, когда наше начальство стало наседать на нас, чтобы мы скорее поймали банду, нам действительно пару раз едва не удалось это сделать. Первый раз это произошло в начале августа возле Сильса, после их нападения на автозаправку, возле которой, как нам было известно от самого хозяина, они ошивались накануне. Идальго и Мехия преследовали их на машине, но перевернулись при съезде с насыпи, и Сарко с подельниками удалось скрыться. В другой раз в Фигерасе, пару недель спустя, полицейский патруль, засекший их неподалеку от банка, следовал за ними несколько километров, но они опять сумели уйти от погони. В начале сентября меня охватило отчаяние: я занимался данным делом уже почти два месяца, а все, казалось, только ухудшалось. Субкомиссар Мартинес и инспектор Вивес были в курсе происходящего, поэтому, вернувшись из своих отпусков, они поставили меня перед выбором: или я решаю проблему, или они поручают расследование другому, более компетентному сотруднику. Передача моего дела кому-то другому стала бы для меня большим ударом, поэтому я с остервенением принялся рыть землю, и во вторую неделю сентября мне удалось выяснить, что банда Сарко собиралась совершить налет на отделение банка в Бордильсе.

— Как вы узнали? От кого получили информацию?

— Я не могу вам сказать. Есть сведения, которые полицейский не имеет права раскрывать.

— Даже если с того времени минуло тридцать лет?

— Даже если бы прошло шестьдесят. В одной книге я прочитал, как один персонаж спрашивал другого: «Ты сможешь сохранить мой секрет?» А тот ему отвечал: «Если ты сам не в состоянии сохранить его, как можешь рассчитывать, что я его сохраню?» Мы, полицейские, подобны священникам: если человек не умеет хранить тайны, ему не место в полиции. И я всегда соблюдал данное правило. Какой бы пустяковой ни была тайна.

— В этом случае она пустяковая?

— А бывает ли вообще иначе?

— Кстати. Каньяс считает виноватым себя. Насколько я понял, за два дня до налета на банк в Бордильсе он пил пиво в китайском квартале со стариком Кордобой, с которым у него были приятельские отношения.

— Да, я помню Кордобу.

— Каньяс предполагает, что у него от пива развязался язык и он выболтал Кордобе про налет, а тот отправился к вам и все рассказал.

— Нет. Но если бы это было так, я бы этого не признал. Не настаивайте.

— Я не настаиваю. Но хотелось бы услышать всю историю про налет в Бордильсе.