И это было действительно так. В тот же день я провел допрос Сарко и двух других членов банды, схваченных нами после налета — ими оказались типы с прозвищами Гордо и Джоу. Гордо потерял сознание во время аварии у моста Ла-Барка, и мне удалось допросить его только после того, как он несколько часов провел в больнице. Сарко не пришлось госпитализировать: врач наложил ему гипс прямо в комиссариате. Я проводил допросы на протяжении предусмотренных законом трех дней, но никаких открытий мне это не принесло. Все трое валили все на Гилье и Тио, на которых без проблем можно было повесить какие угодно грехи, ведь им было уже все равно, поскольку один из них был мертв, а второй полностью парализован. Не знаю, была ли это заранее продуманная стратегия, заготовленная на случай задержания, или каждый из них додумался до этого самостоятельно, но, во всяком случае, придерживаться данной линии было выгоднее всего. Разумеется, меня не удивило, что у Сарко хватало ума не брать на себя ничего, кроме самого неизбежного, и, конечно же, было вполне предсказуемо, что он не сдал никого из своих. Я знал, что он станет себя вести так: не только потому, что Сарко был действительно самым крепким орешком из всей банды, но и потому, что он являлся их главарем, а главарь сразу же потеряет свою власть и авторитет, если станет предателем. Мне удалось добиться, чтобы Гордо и Джоу дали показания на Сарко по нескольким эпизодам. Я обманул их, сказав, что он сам уже в этом признался, и они попались на уловку. Однако я не смог заставить их сдать ни Гафитаса, ни девушек, ни кого-либо еще, участвовавших в преступных вылазках, но не состоявших в банде. Впрочем, это не имело для меня большого значения, поскольку я считал, что с задержанием Сарко банда окажется обезглавленной, и уцелевшие ее части рано или поздно отвалятся сами собой. Обстоятельно проведя допросы, я тщательнейшим образом составил все протоколы, после чего Сарко и остальные наконец предстали перед судьей. На этом для меня все и закончилось: судья отправил всех в «Ла-Модело» дожидаться суда, и я никогда больше не встречался с Сарко. Я имею в виду — лично, потому что мне, разумеется, как и всем, доводилось много раз видеть его по телевизору, в журналах и газетах. Но это уже другая история, и вы знаете ее лучше меня. Ну так что, мы закончили?
— Могу я задать вам последний вопрос?
— Разумеется.
— Что произошло с Гафитасом? Он «отвалился сам собой»?
— Почему вы не спросите об этом его самого?
— Версия Каньяса у меня уже есть.
— Думаю, она и есть самая верная.
— Не сомневаюсь. Но все же мне бы хотелось узнать и вашу. Почему вы не хотите рассказать?
— Я никогда никому не рассказывал эту историю.
— Это делает ее еще более интересной.
— Но она не имеет значения для вашей книги.
— Расскажите, пожалуйста.
— Вы даете мне слово, что не станете использовать то, что я вам расскажу?
— Да.
— Тогда слушайте. Вечером того же дня, когда нами был пойман Сарко, я явился домой к Гафитасу. Мне не хотелось терять время: я только что в первый раз допросил Сарко и двух его подельников по налету на банк в Бордильсе, после чего оставил всех троих мариноваться в камере, планируя разбудить их чуть свет на следующий день и продолжить допрос. Я решил отправиться за четвертым участником нападения, которому удалось скрыться. Как только мать Гафитаса открыла мне дверь, я понял, что явился по адресу. Бедную женщину выдал даже не столько панический страх, сколько ее нечеловеческие усилия скрыть его. Она находилась в невменяемом состоянии и даже не спросила, почему я разыскиваю ее сына. Сказала лишь, что Гафитас с отцом вот уже неделю отдыхали в доме друга семьи в Колере, решив воспользоваться последними днями каникул. Прежде чем я успел попросить ее об этом, она поспешила дать мне адрес дома. Через час я был в Колере — малолюдной деревушке у моря, неподалеку от приграничного Портбоу. Я спросил, как найти дом, который мне нужен, и нашел его неподалеку от пляжа. В окнах не горел свет, и, казалось, будто там никто не живет, однако перед домом стояла машина. Я припарковался рядом. И через несколько секунд позвонил в дверь.