На эту дискотеку в то лето мы наведывались почти каждую ночь. Приходили часов в двенадцать, а уходили с закрытием — в три-четыре утра. Я проводил эти несколько часов, потягивая пиво, куря гашиш в туалете и наблюдая за танцующей Тере со своего места на углу барной стойки. Сам поначалу никогда не выходил на танцпол: мне хотелось это сделать, но я стеснялся. К тому же ребята из нашей компании, как правило, не танцевали — не знаю, по той же ли причине, что и я, или потому, что считали себя крутыми парнями, а крутые парни не танцуют. Я говорю «как правило, не танцевали», потому что, когда ставили медленную музыку — Умберто Тоцци или Хосе Луиса Пералеса, — Гордо спешил на танцпол, чтобы потанцевать с Линой, а под румбы Перета или Лос Амана или песни Лас Грекас танцевали иногда Тио, Чино и Дракула. Девушки, напротив, танцевали намного больше, особенно Тере. Она буквально не вылезала с танцпола с момента нашего прихода и до самого ухода из «Руфуса». Я же часами не сводил с нее глаз, имея возможность безопасно — по крайней мере, как мне казалось — наблюдать за ней. Я смотрел на нее и не мог наглядеться. Тере была самой красивой девушкой на дискотеке. Она не танцевала, а словно парила над танцполом. Тере притягивала к себе взгляд, и со временем я понял, что это было: многие девушки, та же Лина, например, тоже танцевали без остановки, но под любую песню они делали это одинаково. А Тере танцевала каждый раз по-особенному, точно сливаясь с музыкой, как перчатка с рукой, и все её движения будто вытекали из самой песни так же естественно, как волны тепла распространяются от огня.
Прошу прощения, я увлекся. Я собирался рассказать вам об одном из своих первых посещений «Руфуса». Я не очень хорошо помню, что происходило в ту ночь на дискотеке, но помню, что около трех, когда мы уже долго там находились, я почувствовал, что у меня в желудке забурлила горячая пена. Я вышел на улицу, и меня вырвало на парковке возле реки. После этого я почувствовал себя лучше и хотел вернуться на дискотеку, но, подойдя к дверям, понял, что не смогу прорваться внутрь сквозь эту человеческую стену, окутанную дымом, музыкой и мигающими огнями. В общем, я сказал себе, что на сегодня гулянка закончена.
В «Руфус» я приехал с Сарко и Тере, но решил возвращаться домой один. Я уже долго шагал по дороге в город, когда неподалеку от моста Педрет рядом со мной притормозил «Сеат». За рулем находился подражатель Джона Траволты из «Лихорадки субботнего вечера». Рядом с ним в машине сидела Тере. Я не удивился, поскольку в ту ночь видел, как она танцевала со многими типами, среди которых в том числе был и копия Джона Траволты. «Куда ты подевался, Гафитас?» — опустив стекло, спросила Тере. Я не смог с ходу придумать никакой отговорки, поэтому пришлось сказать правду. «Мне стало плохо, — ответил я, опершись рукой на крышу «Сеата» и наклонившись к окошку. — Меня вывернуло, но теперь уже лучше». Эго была правда: на свежем ночном воздухе тошнота понемногу отступала. Я махнул рукой в сторону погруженного почти в полную тьму шоссе и сообщил: «Иду домой». Открыв дверцу машины, Тере произнесла: «Мы тебя подвезем». «Спасибо, — ответил я, — но я лучше пешком». Тере настаивала: «Садись». В этот момент вмешался Траволта: «Пусть делает что хочет, давай поедем». «А ты вообще помолчи, придурок!» — воскликнула Тере, выходя из машины и отодвигая переднее сиденье, чтобы я мог забраться на заднее. «Давай садись», — проговорила она.
Я забрался в машину, Тере вернулась на свое сиденье и, прежде чем Траволта успел тронуться с места, схватила его за мочку уха и, с силой потянув, сказала, обращаясь как будто сначала ко мне, а потом — к нему: «Он придурок, но уж такой аппетитный. И сегодня ночью я ему задам жару. Да ведь, мой мачо?» Траволта оттолкнул ее руку, пробурчал что-то себе под нос
Так закончилась та ночь. И именно с того момента я начал по-иному воспринимать ситуацию, поскольку мне стало ясно, что, каковы бы ни были отношения между Тере и Сарко, Тере всегда делала то, что хотела и с кем хотела.
— А Сарко тоже?
— Да. Ему, похоже, было безразлично, что Тере делала то же самое.
— А вам?
— Что?
— Вам не было все равно, что Тере спала с другими?