Законы отцов наших

— Значит, я взял не ту ноту. Я восхищен тем, что Люси готова распахнуть свое сердце перед людьми, которых она совсем не знает, в то время как у меня вечная каша в голове, и я пытаюсь научиться хоть немного сострадать тем людям, о которых пекусь.

— Надеюсь, у вас все наладится, Сет.

— Я тоже. А пока что все так перепуталось. Тебе это знакомо. Друзья. Дом. Я имею в виду то, что вдруг ты понимаешь, что все это тебе больше не принадлежит. То, что всегда было твоим. У людей при твоем приближении появляется на лицах выражение, будто ты их здорово подвел. В общем, я рад, что мне удалось хотя бы на время вырваться оттуда.

Друзья Чарли работали в университете. Рэй Нейпо отличался резкостью в суждениях и очень любил выставлять всех, кроме себя, в забавном свете. Картер Мелк был мягок и покладист, однако принадлежал к той породе людей, из которых, как говорится, клещами слова не вытащишь. Мне не хватает обоих, но к университету с его подспудным, никогда не затухающим соперничеством и даже враждой, напоминающей интриги средневекового двора, я не питаю ничего, кроме неприязни.

— Ну и что делал твой недотепа? — спрашивает Сет.

— Чарли? Почему же он недотепа?

— Но ведь он не смог удержать тебя, не так ли?

— Я сама ушла от него. В конце концов. А вообще-то всякое бывало. Это тянулось годами. То он бросал меня, то я его. Однако последнее слово осталось за мной.

Чарли! Внутри меня раздается крик. Мысли о нем по-прежнему мучительны. Это похоже на травму, от последствий которой я никак не могу полностью оправиться — неудачное падение, избиение. То, что я когда-то увидела в нем, теперь никак не могу вспомнить. И лишь одно помню так же точно, как столицы всех пятидесяти штатов, — в течение многих лет я находилась в плену его обаяния. А он был грубиян, невежа и хам. Автократ. Вечно погруженный в собственные мысли. И я твержу себе об этом по сто раз на дню. Проснувшись сегодня утром, я отчетливо вспомнила, как он ночью часто царапал меня ногтями ног. Несмотря на все мои уговоры и мольбы, Чарли наотрез отказывался обстричь их.

— И что же он делал?

— Ты имеешь в виду, как он доставал меня?

— Нет. Этот список обид весьма короткий, верно? Мужчины так предсказуемы: он недостаточно любил тебя, уделял тебе мало внимания, положил глаз на другую.

— Верно, верно и еще раз верно, — говорю я.

— Нет, я не про то. Как он зарабатывал деньги? Врач, юрист, вождь индейского племени?

— Поэт.

— Не может быть!

— Правда. А денег у него было немного. Сейчас он получил место преподавателя в университете близ Цинциннати. Однако был довольно долгий период во время нашей совместной жизни, когда он отказался от преподавательской работы. У него не сложились отношения с деканом филологического факультета. Тогда он пошел работать почтальоном.

Мы уже пробежали полный круг по парковой дорожке. Отсюда до Дворца правосудия три квартала. Совсем рядом — приходящая в упадок южная окраина города с низкими силуэтами жилого района: рынками, барами, каркасными домами, крытыми дранкой; красивым позолоченным крестом на куполе сербской церкви, который кажется ключом от райских ворот.

— Стало быть, он решил подцепить богатую женщину-юриста, так?

Это предположение вызывает у меня усмешку.

— Нет, Чарли был вовсе не в восторге от того, чем я занимаюсь. Правила. Формы. Он всегда думал, что такие детали тривиальны. «Отходы жизнедеятельности» — это из одного его стихотворения. Даже когда я работала прокурором, он не видел смысла в моей деятельности.

— Он хотел, чтобы преступники гуляли на свободе?

— Я думаю, он предпочел бы выслать их. Отправить всех куда-нибудь подальше и забыть о них. Обычный подход Чарли к любой проблеме.