Законы отцов наших

У него часто бывали такие срывы, когда он начинал думать об Эдгаре. Между тем мальчика никогда не наказывали физически. Эдгар редко повышал на него голос. Однако, будучи отцом, он не мог перестать быть собой и вечно поучал, наставлял сына, всегда поправлял его, переходя к следующему уроку, как только предыдущий был усвоен.

На Рождество я стал свидетелем ужасной сцены, когда Эдгар пытался убедить Нила отдать одну из его немногих игрушек — плюшевого поросенка — в фонд помощи неимущим в Окленде. Поросенок был весь засален и протерт чуть ли не до дыр и больше походил на продолговатую тряпичную шишку цвета десен. Нил редко играл с ним теперь, когда у него был Бабу, красивый новый медведь со шкурой из блестящего синтетического меха. Однако когда Эдгар объяснил сыну, как следует поступить с поросенком, Нил сграбастал игрушку и, крепко прижав к себе, принялся заунывно хныкать. Эдгар же, привыкший все свои намерения доводить до конца, тоже ухватил поросенка за ногу и стал тянуть к себе, не переставая в то же время рассказывать сыну о других детях, у которых совсем нет никаких игрушек.

— Я хочу его, — упрямо отвечал Нил, — я хочу его.

Изо всех сил он тащил поросенка к себе, упираясь ногами в пол. Наконец раздался негромкий треск, и на пол упало несколько пыльных тряпочек, которыми была набита игрушка.

В этом противоборстве бедный поросенок потерял ногу. Изумившись, Эдгар некоторое время стоял и молча взирал на изуродованную игрушку. Затем отдал туловище поросенка Нилу, а сам сходил в детскую и принес оттуда Бабу. Держа медвежонка над головой, он направился к выходу.

— Теперь дети бедняков получат вот это, — объявил Эдгар.

Его высокий лоб весь сморщился от гнева. Таким я его, пожалуй, никогда не видел, даже тогда, когда он произносил страстные речи на митингах. Нил, шлепнувшийся на пол, не осмелился встать на ноги. Он сидел совсем беззвучно, пока отец не закрыл за собой дверь, после чего сразу же завыл. Не помня себя от жалости, Джун бросилась на колени и прижала сына к груди. Они застыли неподвижно в своем горе, словно высеченная из камня скорбная скульптура.

Внезапно плачущий Нил заполз ко мне на колени. Обычно его было очень трудно успокоить. Он бился в припадке и отталкивал руки любого, кто хотел его утешить. Однако теперь малыш не стал капризничать и приник ко мне. Постепенно он утих и задремал. Трудно объяснить почему, но я был ужасно растроган тем, что именно сейчас, когда я переживал не самый легкий этап в жизни — будущее, полное неопределенности, чувство вины из-за Хоби, вляпавшегося в историю со взрывом, мои переживания по поводу разрыва с Сонни, — Нил выбрал как раз этот момент, чтобы довериться мне. Я сидел в темноте, боясь пошевелиться, и держал в руке его пальчики, шершавые от грязи. Этот малыш породил в моей душе желание защитить его юную жизнь, которая только еще заявила в нем о себе едва слышным шепотом.

Во снах ко мне являлись и исчезали женщины, фигуры с неясными очертаниями, с которыми я совокуплялся и чье томление почему-то не мог отделить от своего собственного. Я был участником красочной сцены, в которой одного из нас преследовали и должны были вот-вот настигнуть, однако не мог определить, кто и за кем гонялся. Я открыл глаза и увидел Джун Эдгар, сидящую на моей постели. Ее рука едва касалась моей груди, нежно поглаживая ее.

— Вы проснулись, Сет? — прошептала она.

Я понял, что она уже не в первый раз произносит мое имя. Я сел на постели. Как обычно, я спал голым, и мне пришлось сгрести рукой угол простыни и накрыть им бедра. Дело в том, что я почувствовал позыв к мочеиспусканию, и это вызвало у меня эрекцию. Несмотря на то что я проснулся, Джун нисколько не смутилась и продолжала как ни в чем не бывало сидеть рядом со мной.

Я спросил, где Нил.

— Наверху. Я забрала его несколько часов назад. Я лежала и никак не могла уснуть, все думала. Я должна поговорить с вами. Сет. Я хочу, чтобы вы выслушали меня.

Слегка привстав, Джун устроилась на кровати поудобнее и оказалась еще ближе ко мне. На ней была хлопчатобумажная ночная сорочка, и, когда Джун двигалась, ее полные груди чувственно колыхались.

— Нам нужны деньги, — сказала она. — Большие деньги.