Сергей стал следить за ними, повсюду следуя тенью. Дважды даже удалось порезать колёса ненавистного "Logana". Но когда он решился на более серьёзный шаг – сжечь его, то ночью увидел заложенную за дворник лобового стекла адресованную ему, Сергею, записку. "Давай поговорим как взрослые люди, хватит прятаться по подворотням и гадить как трусливая шпана".
Его ошпарило кипятком, казалось, что все окна двора в презрительной усмешке смотрят на него.
Рано утром он стоял у дверей Аниной квартиры. Открыла она, красивая, родная, неприступная, сходу заявив, что снова выходит замуж, умоляла, чтобы отстал от них, не лез в их жизнь. Грозила судом лишить его родительских прав, если не отступится. А потом вышел он, Михаил, причёсанный, приглаженный, гладко выбритый, с каким-то терпким приятным ароматом. Просто, по-дружески, но довольно крепко, обнял Сергея за плечо и повёл во двор, в свою машину, где их поджидала непочатая бутылка "Старого Кенигсберга". Говорили они долго, обстоятельно, без мата и кулаков.
Учёба, мелкие подработки, замужество бывшей, унизительные короткие встречи с дочкой и снова всё по кругу. И так несколько лет. Даже когда закончил универ, думал, что теперь-то всё наладится, будет по-другому, но…
Ничего не изменилось. В том же самом колесе пришлось бежать, пока в очередной раз не сорвался, не слетел с катушек и не оказался здесь, в горевшей не раз, обгаженной вдоль и поперёк "заброшке" в центре Петербурга, избитый, оборванный, грязный, без денег, без жилья, без личной жизни.
Слёзы текли по грязному распухшему лицу: здесь его никто не мог ни видеть, ни слышать. Он выл в голос, исторгая из себя, изблёвывая во вне всю свою неразделённую боль, все непролитые годами слёзы, разъедающие его измотанное страданиями сердце.
– Господи! Боже мой! Милостивый! Если Ты есть?! Если Ты есть… А я знаю, что Ты есть! Знаю! Иначе вся эта жизнь словно балаган какой-то, тупая бессмыслица! Помоги мне, прошу! Помоги! Ты же видишь, где я, что со мной! Не отворачивайся от меня, слышишь?! Не бросай! Я не могу так больше, не могу! Не могу, – обхватив руками живот, сидя на матраце, он раскачивался взад-вперёд и причитал в голос.
– Чё, похмелье мучает? – в дверном проёме показалось испитое лицо неопределённого пола.
– А? – Сергей шарахнулся в сторону, словно увидел привидение, схватил пустую бутылку и швырнул в ухмыляющуюся харю. – Иди к дьяволу! Исчезни! – осколки брызнули в разные стороны.
Надо было срочно что-то делать, что-то коренно менять в своей жизни. На работу в универ теперь вряд ли возьмут обратно. Бывшая завкафедрой, которая всегда относилась к нему с пониманием, теплотой и любовью, умерла, а новый – принципиальный и бескомпромиссный. Да и что это за работа, если даже на её зарплату комнату снять невозможно?! Не говоря уже про еду и всё остальное.
Нет, это не вариант. Хоть и работала там, на кафедре, Светлана – красивая, умная и начитанная, сводящая его с ума лаборантка. Но разве он мог что-либо предложить ей?! Да и она за целый год так и не подпустила к себе, держа на расстоянии официальных отношений. Ему казалось, что у них так много общего, так много случайных совпадений! Взять хотя бы их дочек с таким редким одинаковым именем – Влада. Ему казалось, что наконец-то он встретил её, свою, единственную, любимую. Но Светлана, обладая невероятной над ним властью, мягко отражала все его признаки внимания к ней. Учебный год закончился, она с дочкой укатила на юг, а он остался опять в полном одиночестве, никому не нужный, никем не замечаемый, предоставленный самому себе и воле обстоятельств.
Сергей поднял с пола осколок стекла, вытер его о штаны и рванул по правой руке. Жгучая боль обожгла запястье.
Шаг 3. Выбор