С коробочкой в одной руке – все сразу поняли, что там, – и с шашкой в ножнах в другой он вышел из кабинета в присутствие. Сопровождаемый недобрыми взглядами в спину, вышел в коридор. Спустился по прохладным каменным лестницам городского дворца. Одного из монархов Афганистана убили здесь, на этих ступенях, гвардейские заговорщики…
Он вышел во двор. Пересек его. Вышел на улицу – с коробочкой в одной руке и саблей под мышкой в другой. И тут к нему подбежал Мухаммад, его адъютант, телохранитель и заодно племянник…
– Эфенди, по связи передают, автобус захватили. Прямо у мечети.
Генерал покачал головой:
– Это уже не наша проблема, аскер…
– Там сказали – автобус из России. С Кавказа…
Коробочка с орденом и сабля с позолоченным эфесом в ножнах были в руках у Али, порученца генерала. Мухаммад стоял рядом, смотрел в сторону первой линии оцепления и нехорошо щерился, как волк.
Генерал молча достал два пистолета, один за одним. Отдал один Мухаммаду, другой – Али.
– Приказывать дома будешь, да? – сказал он.
Мухаммад теперь так же нехорошо поглядел на русского полковника. Который слышал про действующую в горах «дикую дивизию», у командира которой вроде был карт-бланш от Наместника. Но здесь не горы, и Наместник больше не был наместником.
– У нас достаточно сил, – сделал вторую попытку полковник, – мы справимся.
– Дома справляйся… – сказал генерал, – здесь моя честь задета. Горцы горцев оскорбили. Мусульмане – мусульман. Что ты сделаешь, русский? Кто погибнет – тебе отвечать. Ты что, хочешь, чтобы кровная месть был, да?
От нервов генерал хуже говорил на русском, перестраивая предложения так, как это было принято в чеченском. Из оружия он оставил при себе только небольшой нож с керамическим лезвием, привычно засунув его за ремешок часов.
Подбежал кто-то из офицеров.
– Господин полковник, Альфа садится в Кабульском международном прямо сейчас. Там не дают вертолеты, говорят – закрытая для полетов зона.
– Придурки…
Как и было всегда – каждый на своем месте маленький генерал. Полковник плюнул и пошел разбираться, кто там не дает вертолеты. Чем разбираться с этими бородатыми психами, которые мало чем отличаются от тех, что по горам шарахаются.
Генерал проводил взглядом суетливого русского полковника, затем повернулся к своему адъютанту.
– Кто с винтовками?
– Михаил и Али пойдет.
Вопреки еще одному домыслу в отрядах Мадаева были не только чеченцы, хотя чеченцев было подавляющее большинство. С давних времен на территории, принадлежащей чеченцам, жили русские. Это могли быть беглые солдаты – сам имам Шамиль запретил обращать их в ислам. Это могли быть беглые крепостные и даже изгнанные из своих станиц казаки. Обжившись за долгие годы, они очеченивались и, несмотря на русские имена, становились почти что чеченцами и не уступали чеченцам ни в храбрости, ни в ловкости. Одним из таких был Михаил, сын казака, изгнанного из станицы за брак с мусульманкой. Среди личных мюридов генерала он был снайпером. И с переделанной «царской» винтовкой Мосина творил чудеса.
– В живых никого не оставлять. Ты поможешь, если что.
– Слушаюсь.
Другого приказа ждать и не приходилось, хотя генерал понимал, что это тяжкое преступление, которое, наверное, кончится трибуналом. Просто по-иному он не мог. Тот, кто посягнул на его народ, – выжить не должен. И даже то, что за терроризм их повесят, – недостаточно, они должны пасть от руки мстителей его же народа. Только тогда на шее тяжким грузом не повиснет обида.
Генерал знал, что и его самого могут убить. Но если и так – его смерть станет смертью воина, о которой отцы будут рассказывать своим детям.
– Бисмилло рахмону рахим…