В трубке бились гудки…
Один из русских забрал из руки полковника трубку, вызвал «входящие», достал свою.
– Алло, дежурный. Савенко. Кто на контроле? Давай. Лена, родная… срочно. Ага, диктую. Девять-три-семь-ноль. Пять-три-девять-пять-два-пять. Ага, жду…
– Он же… – полковник старался контролировать голос, – он связан был. Кровью харкал…
Телефон русского зазвонил, он схватил трубку.
– Ага… Давай, записываю… Так… а точнее нельзя? Да что ты говоришь. А на той стороне кто, можешь глянуть? Ага, быстро. Вообще-то я долго люблю, ха-ха… ха-ха… Ага… вот умница. Молодец, что бы я без тебя делал… Слушай, а ты можешь этот телефон заблокировать? Хотя бы на время, на пару дней. Да под любым. Ага. Ну, пока. Целую. В пятницу в ресторан пойдем. Да брось, никто не увидит. Ну, давай…
Полковник был благодарен этому русскому – он хоть как-то отвлек на себя внимание. А то могли бы на месте… решить.
– Значит, труба только что засветилась. Дорога между Кабулом и Баграмом. Точнее определить нельзя. Только что был сделан еще один звонок, на вышку в Международном аэропорту Кабула.
– Чей телефон?
– Записан на некоего Фахпура. Больше данных нет.
– Пустышка.
– Наверняка…
Русский перевел взгляд с полковника на этого ловкого русского, который только что по телефону получил совершенно секретную информацию, хотя все виды секретных переговоров по кабульской телефонной сети были запрещены.
– Значит, так. Сейчас едете вдвоем во дворец. И смотрите всю нулевку. Дима, дай ориентировку на возможные террористические акты на дороге Кабул – Баграм. Пусть подсуетятся.
Дворцом называли здание бывшего Министерства обороны, ныне – Оперативной группы по Афганистану. Нулевкой… лучше не знать, что такое нулевка.
Нулевка в данном контексте – это личные дела, начинающиеся с цифры «ноль». То есть дела особого учета. Есть дела особого учета агентов – теперь, в связи с предательствами, отдельного хранилища, где были бы дела всех агентов, больше нет, а кроме дел с одним и двумя нулями – введены еще три и четыре нуля. Дела с тремя нулями хранятся в личном сейфе начальника той разведслужбы, которая завербовала и ведет агента. Дела с четырьмя нулями не ведутся вообще, все записи после реализации уничтожаются, агентам не присваиваются клички, их знает только несколько человек в службе, под каждого выделяется особая группа, которая сама присваивает агенту псевдоним (обязательно русский), а больше его никто не знает, даже начальник службы, все разведданные докладываются без обозначения источника. Любой предатель может выдать только одного агента или только одну агентурную группу. Такое ведение дел противоречит всем правилам – но такое есть. Децентрализация, никто не может знать достаточно (как Котовский), чтобы нанести серьезный ущерб службе, даже ее начальник. Вторая категория дел «нулевки» – это дела собственных оперативников. Все они так же классифицируются по количеству нулей в номере, по степени подготовки, степени активного участия в операциях, воинскому званию. Эти дела хранятся отдельно от других, для того, чтобы ознакомиться с ними, надо написать специальный запрос, причем, начиная с двух нулей, его должен одобрить сам военнослужащий, при этом неважно, кто пишет запрос и по какому поводу. Раскрывать подлинные имена, фотографии, биографии такого рода военнослужащих – уголовное преступление, которое может быть расценено как халатность или как измена.
Но только если ты занимаешься безопасностью, работаешь для профилактики контрразведывательного проникновения – тогда доступ к информации у тебя несколько больший. Военное министерство еще не сотрясали скандалы, связанные с изменами, в отличие от разведки, – поэтому паранойей они еще не обзавелись и считали, что каждый, кто в погонах, – свой.