Законы войны

А хаджи — мы дали положенную сумму денег и отправили на встречу с контактом. Деньги — не рискнули — не помеченные и без маячка. На самом Ахмадзае — тоже нет ни одного маяка, все отслеживание — по старинке. Чтобы не привлекать к этому делу излишне посторонних — я лично координирую ход операции через ноутбук и мобильный телефон. Все это происходит тут, неподалеку…

А так — я сижу в ресторане «Альбино», в одном из лучших ресторанов Кабула, с фьюжн — кухней. Это на повороте с Майванда, у здания бывшего британского посольства. Спросил говядину, приготовленную в земляной печи на местный уклад и легкого грузинского вина Маджари[41], крепостью всего четыре градуса. Четыре группы в поле плюс беспилотник, который нарезает круги над городом, и с которого мы получаем информацию без всяческого на то разрешения, по подложному приказу, внедренному утром в оперативную сеть.

Мясо вкусное. Женщины красивые — в ресторане видел настоящую красавицу, похожую на персиянку, жаль — работа. Шансов уйти у уродов — практически нет. Возьмем посредника, посмотрим его телефон. Заодно — установим плотную слежку за Ахмадзаем. Если я что-то понимаю в афганцах — за предательство его должны грохнуть. Мы попытаемся этого не допустить или, хотя бы, установить и задержать убийц. Спасем — хорошо, грохнут — тоже нормально. Сочувствия к гомосексуальному педофилу и финансисту террора — от меня не ждите…

Ага… Кажется, есть движение…

02 ноября 2016 года

Кабул, Афганистан

Что-то внутри как у стай соединяет нас
Что-то внутри как у стай соединяет нас
Прости, прости, с собой возьми глоток моих фраз
Широким морем я буду плыть по дальним странам колесить
Поймаю ветер, с ним полечу чтоб на тебя надеть любовь-парчу
Мое сердце без тебя словно дикая птица без неба
Без тебя моя душа словно слабая лань без леса
Без тебя мои глаза, как налитые груди без чада
Без тебя моя слеза, как роса без утра падает…
Знаю где ты, знаю где я, лишь километры между нами
Только шепни — я подхвачу, песню свою тебе шепчу…

Маша и Медведи, только в арабском варианте. На русском Востоке были очень популярны песни русских групп — но перепетые на арабском языке. Русские обладали значительно более тонким музыкальным слухом и чутьем, чем арабы — а арабская аудитория расширилась до того, что теперь составляла две трети об общей аудитории в стране. Правда, все арабы были двуязычными и сами выбирали, на каком языке слушать песни.

Сидевший за рулем тяжелого внедорожника водитель, еще моложе пассажира обиженно пожал плечами

— Русская эстрада — нет, татарская эстрада — не то, арабская — тоже не то, теперь Машу и Медведи включил — тоже не то.

— Харам! — назидательно провозгласил Аскер

Тула, его новый напарник — посмотрел на часы. Время еще было…

Их машина — была обычным для здешних мест и этого времени пикапом, переделанным в промтоварный фургон и явно привезший сюда очередную партию барахла, которое отшивали в Бухарском эмирате из лучшего в мире туркестанского хлопка и отгружали по всему Востоку железнодорожными составами. Машина подъехала к настоящему дукану и дуканщик с двумя своими сыновьями — принялся ее разгружать. Сегодня — он совершил самую выгодную в своей жизни сделку: товар ему доставался даром, если он не будет спешить, и не будет подавать вида, что не знает ни машины, ни тех, кто привез ему товар. Ну и проследит кое за чем. Без малого тонна отменного товара даром — поистине, подарок Аллаха.

— Гнездо всем Птицам, Гнездо всем Птицам — принять готовность. Птица один, внимание, справа…

Аскер — толкнул Тулу в бок

— Смотри справа. Но не пялься.

В тишине машины, прерываемой только звуком бормочущего на холостых дизеля — отчетливо щелкнул курок пистолета.

Нервничает. Первый раз на деле, считай. Когда то он и сам — нервничал. Теперь он — молодой волк, познавший все ужасы войны, научившийся не верить, не бояться, не прощать. Черный крест, Святой Георгий четвертой степени, золотое оружие. Он уже не представлял жизни без войны, и Кабул — казался ему местом, где он родился…

— Вижу!