Если изначально можно сократить площадь поисков — это помогает системе работать быстрее, вычисляя нужный аппарат.
— Строго на восток. Район университета.
Я уже понял, что дело пропало…
— Что у нас там есть?
— Беспилотник, принадлежность — ГРУ, позывной — Аметист два, идет в режиме патрулирования.
— Подключайся.
— Уже…
— У нас была аппаратура и пароли, позволяющие снимать информацию с любых каналов связи. Для нашей работы — это было необходимо.
— Есть.
— Точка контакта?
— Основное здание. Правый угол.
— Внутри или снаружи? Мы можем послать туда группу?
— Снаружи…
— Есть наведение…
На экране — появилась координатная сетка, на нее наложился сигнал от сотового, выложенный как синее пульсирующее свечение. Изображение начало быстро надвигаться…
— Есть…
— Давай на максимум…
— Делаю. Максимум.
— Вот… черт.
Беспилотник — давал такую картинку, что мы смогли увидеть сам телефон — крохотный кусочек микросхем, пластика и жидкокристаллический экран. Он лежал на лавке и его пока никто не украл. Просто не успел.
— Сукин сын…
Я устало выдохнул.
— Проверьте записи с беспилотника. Если он был над этим районом — может, что-то и будет. Докладывать мне.
— Есть. Вам нужен телефон…
— Господин адмирал!
Я резко повернулся на знакомый голос. В дверях стоял Араб, обе руки забинтованы — но стоял прямо.
— Полковник Тимофеев. Прибыл на базу, имею доклад.
Точное время неизвестно
Сознание вернулось не сразу — повторный удар по голове дал о себе знать, обновлять раз за разом — скверное дело. Первой — вернулась боль. Ослепительно острая — и такая яркая, что слезы покатились из глаз…
В следующую секунду, а может и не секунду — его вдруг накрыло волной, и он почувствовал, что тонет, судорожно закашлялся. Но волна — отхлынула так же быстро, как и нахлынула — и лон понял, что его просто окатили ведром ледяной воды…
От холода и мокрой одежды — он почувствовал себя жалким и уставшим. Это тоже метод подготовки к допросу — мокрая одежда создает дискомфорт.
Он проморгался. Руки были связаны.
Помещение. Что-то, подготовленное для допросов — гладкие стены, не видно окна. Как тюремная камера, только размером намного больше. В разы больше.
Откуда-то сверху — светит свет. Лампочка, обычная, накаливания, не световой кристалл, старая…
Руки закованы, точнее не закованы, а связаны — одноразовыми пластиковыми наручниками. Пальцы затекли, но еще что-то чувствуют…
Он повернул голову, почувствовав, что справа — кто-то есть.
Двое. Один — в форме полицейского спецназа без знаков различия, в руках — автомат с прицелом Кобра, устаревшим, но для полицейской работы приемлемым, передняя рукоятка — значит, учили совсем недавно, новая школа. В маске. Видна борода — это не скроешь. Короткая, окладистая.
Второй. Бритый наголо здоровяк, прищуренные глаза, а может и монголоидная кровь. Роста выше среднего, видно, что крепкий. Камуфляж «Серый волк», видна белая футболка — уставная, пехотная. Зато цепочка на шее, и еще одна — вокруг запястья, совершенно неуставные. Похоже, на одной из них — личный жетон армейского образца. Черные очки — дужкой зацеплены за нагрудный карман. Справа утолщение — пистолет.
Маски нет. А это значит — что он наверняка не выйдет отсюда.
Он вдруг вспомнил все. Все, до последнего. И то, как он уехал от Эммы, и то, как он выпутался из всей этой истории в первый раз. И то, как они поехали проверять квартиру Эммы вместе с Арабом, и огненный шар Шмеля, врезающийся в стекло, и вспышку в квартире, рвущийся из окон огонь, и напавших на них полицейских во дворе…
Эмма…
Допрашивающий — подошел ближе. Присел на край стола, чтобы допрашиваемый — был вынужден смотреть вверх и вбок, тоже неудобная, некомфортная поза, вдобавок создающая подчиненность при доминировании следователя. У нас учился, с…а.
— Кто ты такой? — спросил следователь — ты говоришь по-русски?
— А-гр-х…