Законы высшего общества

— А зачем? — поинтересовался Алик. — Зачем такой женщине, как ты, замуж?

Как это — «зачем ей замуж»? Замуж — это, во-первых, свадьба, во-вторых, «жили долго и счастливо», ну, и потом… Настя впала в задумчивость.

— Но если я тебя люблю, мне неприятно… — начала было она, но Алик перебил.

— Насть, не надо меня любить, — посоветовал он.

И Алик так красиво рассказал о свободных отношениях, о том, что секс — это не измена, а измена — предать любимого человека, что Настя, как и тысячи наивных девушек до нее, поверила ему.

И только спустя несколько лет поняла, что Алик просто-напросто балбес, которому хотелось и рыбку съесть, и с горки прокатиться: ему нужна была Настя — красавица, актриса и эти вот вспышки страсти со случайными девицами. Он хотел все, сразу и сейчас.

А тогда Настя лезла на стену, и каждый день разыгрывалась новая трагедия — Алик не пришел, Алик опоздал, Алик не позвонил, от Алика пахнет «Диориссимо»… Она верила, что любит его, верила в то, что, когда женщина и мужчина вместе — они не должны делать ничего такого, что причинило бы друг другу боль (ха-ха-ха!), верила, что она просто что-то делает не так, а когда сделает так, Алик будет принадлежать только ей.

Алика она бросила спустя полгода — надумала выходить замуж. По большой любви.

— Это чушь, — сказал Алик и оказался прав.

Настя самоотверженно полюбила грузина со сценарного факультета. Он был худой, с глазами, как у Марчелло Мастроянни, сын знаменитого тбилисского режиссера.

Она пропала, едва тот до нее дотронулся, а дотронулся он случайно — стоял в очереди в кафе и нечаянно задел рукой. У Насти закружилась голова.

Свадьба была упоительная — двести гостей, весь Тбилиси, гуляли три дня, а Настя и Леван выплясывали лезгинку — как и положено.

Ей казалось, он — любовь всей ее жизни. Гений. Лучший любовник. Он тоже во все это верил, читал стихи, говорил, что напишет ей роль, устраивал жуткие сцены ревности, с кем-то дрался из-за нее — и Настя не понимала, что они были заурядной парой, которую не связывает ничего, кроме секса. Секса, которого в этом возрасте никогда не бывает много, секса, из-за которого влюбляешься так, что просыпаешься с пятью детьми в деревне Пердищево и удивляешься: «Это что, моя жизнь?» Бог миловал, детей Настя с Леваном не завела, но секса поначалу было так много, что Настя ходила, пошатываясь, с безумными глазами и хохотала без причины.

Они жили два года. Сначала Настя догадалась, что Леван — морфинист. Потом выяснилось, что ни черта он не гений. Его выгнали из института. Денег не было. А как только Настя его разлюбила, оказалось, что любовник он просто ужасный. Наверное, она так пылала первое время, что он мог вообще ничего не делать — просто лежать рядом, а Настя бы считала его идеалом плотской любви.

Настя где-то встретила Алика и осталась у него просто от отчаяния — у нее не было денег на обратную дорогу. Но так как с Леваном — плохим любовником из-за его пристрастия к морфию секса скоро не стало вовсе, Настя после института бежала к Алику, который, выяснив ее положение, потихоньку давал ей деньги. С мужем Настя разводилась, поселившись у Алика, хоть тот и был против, но свою квартиру она сдавала, так что податься было некуда.

С Аликом она тогда прожила год.

Потом он ее выгнал, и они встречались от случая к случаю. За все это время она так и не поняла, чем Алик занимается — то он торговал водкой, то сахаром, то какими-то пальто вместе с иконами и сомнительным Куинджи…

А потом Настя стала знаменитой.

Это был июль. Труппа уехала на гастроли, и спектакли давал второй состав. Прима второго состава сломала ногу, поэтому Федру исполняла Настя. Она даже не боялась — на второй состав никто не шел, все разъехались по дачам. Но театральный критик журнала «Афиша» был в Москве — жена его лежала на сохранении, отпуск накрылся, и критик вместе со знакомым молодым режиссером пришел в театр.

Не то чтобы именно в этот день Настя была прелесть как хороша. Просто критику надо было о чем-то писать. И он написал о «новой звезде». А молодой режиссер пригласил ее сняться в кино, которое показалось Насте полнейшим безумием, но имело успех даже в Каннах — на следующий год. Маленький такой успех, но все же.

Осенью ее вызвал главный режиссер театра.

— Наша новая звезда, — сказал он взволнованной Насте.

Она сделала большие глаза. Режиссер выдержал паузу.

— Насть, ну ты сама как себя оцениваешь? — поинтересовался он.

Настя поразмышляла.

— А вы что думаете? — спросила она.

— Ты, Настя, подаешь большие надежды, — сообщил режиссер. — Но пока ты — никто. Просто красивая девушка с потенциалом. Хочешь — иди в кино, заклейми себя позором. Поверь мне, делать не то чтобы хорошие, а просто фильмы, в которых не стыдно сниматься, у нас будут не скоро. Можешь засветиться, как юное дарование, выйти замуж за инвестора — ну, все, как полагается. Но я бы на твоем месте подумал о вкладе в будущее. Поработаешь в театре — и у тебя будет шанс стать большой актрисой.