— Я допускаю, что вы были замешаны в делах директора Доу куда глубже, чем всегда пытались утверждать, — сказала я. Директор Доу принадлежал к числу братьев тайлеристов-пирпонистов и хотел устроить ад и хаос. С моим, разумеется, непосредственным участием.
— Есть способы проще, — сказал он.
— Есть люди, которые не ищут простых путей.
— Я не из таких.
— А были бы из таких, сказали бы?
На самом деле, Реджи ни в одну другую схему просто не вписывался. Реджи убили из-за меня, и подбросили нам Черный Блокнот вместе с Форсайтом, чтобы я точно была в курсе. И это означало, что тот, кого я не знаю, знает меня очень хорошо.
Чем-то я ему, похоже, не нравлюсь.
Как ни крути, а все дороги вели к Смиту. Если бы мы находились внутри детективного романа, то был бы ложный след, или автору должно было быть стыдно за столь очевидного злодея. Но в реальной жизни все могло оказаться именно так.
И это снова вернуло меня к той странной мысли, которая возникла в моей голове, когда… гм… когда я была без сознания. А что, если я в сюжете? Если я только думаю, что обладаю свободой воли и пытаюсь контролировать собственную жизнь, а на самом деле неведомые силы тащат меня к развязке? Хотя, какая там развязка, такими темпами было бы неплохо хотя бы до кульминации дотянуть…
В паре десятков метров прямо по нашему курсу вдруг вспыхнуло северное сияние. Смит ударил ногой по тормозу, ремень безопасности впился в мое тело, колеса заблокировались и машину понесло юзом. Но скорость наша была слишком велика, а расстояние — слишком ничтожно, поэтому инерция сделала свое черное дело, и мы пролетели через светящуюся зону и остановились только в метрах сорока от нее.
Я обернулась, но сзади ничего невозможно было разглядеть из-за облака пыли, которую мы подняли.
— Что это было?
— Наверное, какой-то местный оптический феномен, — сказал Смит.
Мы вышли из машины, подождали, пока осядет пыль, и ничего не увидели. Свечение исчезло. Должно быть, свет Венеры отразился от верхних слоев атмосферы и вызвал взрыв болотного газа.
А теперь рассосалось.
Я поежилась. У меня было неприятное ощущение, как будто кто-то наблюдает за мной из темноты, причем не с самыми дружественными намерениями. Скорее всего, это просто нервы, подумала я, возвращаясь в машину. Несколько последних дней состояли из сплошного стресса.
Эллиот сел за руль, завел двигатель и постучал пальцем по приборной доске.
— Навигатор сдох, — сообщил он.
Как будто стук пальцем мог его оживить.
— Все там будем, — философски сказала я.
— Точнее, не сдох, а просто не видит спутники, — сказал Смит.
— Сколько нам оставалось до границы?
— Миль восемьдесят.
— Тогда какого черта мы стоим?
— Дорога пропала, — сказал он.
— Тут была какая-то дорога?
— Проселочная. А теперь ее нет.
Я посмотрела вперед. Прямо по курсу были кусты, и за ними, насколько позволял увидеть свет фар, росло целое поле какой-то невысокой растительности. Смит покрутил машину на месте, стараясь найти поворот, который мы могли пропустить из-за предпринятого им экстренного торможения, но мы так ничего и не увидели.
Дороги не было. Одна только прерия, куда ни посмотри.
И хотя я села в машину, ощущение, что за нами наблюдают, никуда не пропало.
— Поехали, — сказала я.
— Может быть, разумнее будет дождаться рассвета? — спросил Смит.
За коротким свистом последовал громкий щелчок, с которым стрела прошила пассажирскую дверь пикапа, и ее наконечник все еще вибрировал сантиметрах в пяти от моей коленки.
— Поехали, — повторила я. — Похоже, что команчи вышли на тропу войны.
А может быть, они просто приняли наш пикап за бизона.
После такого аргумента Смита упрашивать не пришлось, и он выжал газ, пока я даже не успела завершить фразу. Еще два щелчка были чуть тише, потому что стрелы попали в кузов пикапа, пробивая его насквозь, а какая-никакая звукоизоляция тут все же присутствовала.
Поскольку дороги все равно не было, Эллиот не стал выпендриваться и поехал прямо. Нас подбрасывало на ухабах, а подвеска угрожающе скрипела, но этот скрип все равно был лучше, чем звук, с которым стрелы вонзались в металл.
Я дотронулась пальцем до наконечника. Он был конусообразной формы, и пальцами прощупывался какой-то символ, который невозможно было разглядеть в царящей в салоне полутьме.
— Довольно экзотическое оружие для военных Техаса, — заметил Смит.
— Сдается мне, Эллиот, мы уже не в Техасе, — сказала я.
Словно подтверждая мои слова, луч света на миг вырвал из темноты фигуру всадника. Это был здоровенный чувак с фигурой Шварценеггера, как если бы тот в последние полгода бросил жрать стероиды и начал жрать гамбургеры. Но все это полная фигня, по сравнению со скакуном, на котором этот всадник восседал.
Потому что это была ни разу не лошадь. Это был огромный волк или кто-то из его очень близких родственников.
— Вы тоже это видели, Эллиот?
— А я думал, мне померещилось, — сказал он.
Всадник снова возник из темноты, и он несся прямо на нас, на скаку натягивая огромных размеров лук. Эллиот вильнул рулем, и стрела, пробив лобовое стекло, вонзилась в заднюю стенку кабины, почти до середины уйдя в металл.