Закопанные

– Ты ничего не понял. Я видел сон. В нем я видел нас. И мы были мертвые. Синие и распухфые, как утопленники. Я верю в сны, и я пока не готов умирать. Ходжа, сейчас мы не на правильном пути. Это не футки. Чем быстрее мы сойдем с этой тропы, тем лучфе. Для тебя в том числе. Теперь ты меня понимаеф?

Он хотел продолжить, но Ходжа, потеряв к зэку интерес, нетерпеливо оттолкнул его в сторону. Переставляя ноги, он начал не спеша приближаться к женщине, которая что-то бессвязно бормотала, кутаясь в одеяло. В мозгу, вспыхивая и похрустывая, как разгорающийся костер, ширилось и разбухало одно-единственное:

«Это она. Это она. Это она».

Ходжа видел перед собой невыразительные глаза сумасшедшей, два выпукло-мутных студенистых шарика, в которых он, как в зеркале, мог разглядеть самого себя.

Внезапно взгляд зэчки заискрился, и затуманившая блеклая пленка исчезла. Она хихикнула.

– Я тебя видел, – вырвалось у Ходжи.

Он не узнал свой голос – чужой и надтреснутый, как у умирающего старика.

Пересиливая себя, он придвинулся к ней ближе.

– Я видел тебя, – хрипло повторил он, указывая на закутанную в одеяло фигуру пальцем с черным от грязи ногтем. – Я узнал тебя. Меня возили на очняк[18] по моему делу… и…

Ходжа сглотнул подкатившийся к глотке липкий комок.

– …И пока ждали следака, нас оставили в «дежурке». Там работал «ящик»… ты…

Женщина снова хихикнула и неожиданно провела ребром ладони по шее. Взгляд ее стал оценивающе-холодным.

Ходжа замер, словно упершись в незримую стену.

– Тебя показали во весь экран. Ты… тебя подобрал один водила на трассе, – пробубнил он. – Он был с корешем, и ты…

Ходжа облизнул губы, язык вмиг стал сухим и шершавым, как мочалка. Ему вдруг с неудержимой силой захотелось выбраться из этой дыры и оказаться наверху. Там, где солнце и трава.

Да, наверх. Пускай Зажим сам разбирается с этими стукнутыми…

– И фто же она сделала? – с сочувствием поинтересовался Нос. Он бесшумно приблизился к уголовнику и, встав у него за спиной, оскалился.

– Она…

* * *

– Ну что ж… – ухмыльнулся Зажим. – Раз я не сделал это вчера, я исправлю свой косяк и сделаю это сейчас. Похоже, ты засиделся на этом свете, валенок.

Он надвигался вперед, оттеснив побледневшего Саву к самому краю обрыва, и тот, оглянувшись назад, с трудом подавил рвущийся наружу вопль. Еще пару шагов – и он сорвется вниз.

– Выбирай, ущербное. Скинуть тебя отсюда? – предложил Зажим. – Или пинать ногами, пока ты ласты не склеишь?

Он взмахнул левой рукой, и в следующее мгновение его цепкие пальцы стискивали полуоторванный нос Савы.

– Знаешь, почему меня прозвали Зажимом? – спросил зэк, дыша в лицо Саве жуткой смесью перегара и рыбных консервов с луком.

Зажим потянул за собой уголовника, уводя его от края пропасти.

– Потому что если я в кого-то вцеплюсь, то это намертво. Как хватка питбуля. Как клещ, – прошипел он, и спустя секунду его громадный кулак с ужасающей силой врезался Саве в голову.

В мозгу что-то с треском взорвалось, словно новогодняя хлопушка. Сава грузно осел вниз, при этом из его правого глаза что-то выскользнуло, упав в пожухлую траву. В толстых пальцах Зажима остался кончик носа мужчины. Сморщенный и почерневший от спекшейся крови, он смахивал на чернослив. Брезгливо морщась, Зажим отправил щелчком ногтя оторванный нос в пропасть. Теперь его больше интересовал предмет, выпавший из глазницы Савы. Как и то, почему…

Внезапно до него дошла вся абсурдность ситуации. Зажим изумленно вглядывался в пустую дырку на лице Савы. Дырку там, где, по сути, должен быть правый глаз.

Затем снова уставился в траву. Нагнувшись, поднял странную штуковину овальной формы. Предмет был идеально гладкий и тепловатый на ощупь. На Зажима равнодушно смотрел стеклянный зрачок, обрамленный темно-серой радужной оболочкой.

Сава поднялся на ноги. Теперь вместо носа на его круглом лице зияла рваная рана, из которой, словно из открытого крана, хлестала кровь, прокладывая поверх черной, заскорузло-кровяной корки на свитере свежую ярко-алую дорожку.

Однако Сава, казалось, совершенно не обращал на это внимания и лишь подобрался словно пружина. Его взгляд был прикован не к Зажиму, а к едва видневшемуся силуэту, мелькающему сквозь стволы деревьев.

Человек. И этот человек быстрым шагом направлялся к ним.

– Хрена себе, – присвистнул Зажим, вертя в руках глазной протез. – Так ты че, одноглазый, валенок?

– Ага, – гнусаво подтвердил Сава. – Одноглазый. Как Лихо из сказки.

Глядя на него, Зажим с недоумением отметил, что толстяк выглядел вполне спокойно, а не верещал от ужаса и боли, как это было всегда, когда он попадал под раздачу.

Более того. С оторванным носом и пустой дырой вместо глаза Сава выглядел жутковато, и пыл Зажима заметно поубавился.

– Ты как конструктор-самоделкин. Уже на куски разваливаешься, – засмеялся он, но смех прозвучал неестественно.

Лицо Савы изменилось. Единственный глаз с холодной настороженностью следил за ним, и Зажиму почему-то подумалось об охотнике, который в прицел своего карабина поймал зверя. И сейчас этот рыхлый валенок, как никогда, смахивал на этого самого охотника…