Закопанные

– Да это я так просто, – засмеялся Дикий. – Собственно, посыл один-единственный – мы должны прикрывать друг друга. Согласен?

– Разумеется.

– А еще мы должны доверять друг другу. Ты ведь не будешь спорить с этим?

Сава покачал головой:

– Не буду. Только я не пойму, зачем все эти рассуждения.

Дикий стряхнул пепел в пустую консервную банку, затем лукаво посмотрел на Саву:

– А с тебя магарыч, Женя.

– То есть?

Наклонившись, егерь расстегнул «молнию» на спортивной сумке.

– Ты ведь доверял мне? Когда попросил проведать твою избушку, а заодно перепрятать вашего Гену?

– Ну да.

По лицу Савы пробежала тень воспоминаний.

– Я… не знал, сколько пробуду в тюрьме. Как и то, удастся ли нам вообще эта затея, – осторожно подбирая слова, вымолвил он. – Поэтому я постоянно думал о сыне. Пусть тот домишко старенький и не представляет интереса для воров. Но туда могли забраться бомжи, особенно зимой. И, не дай бог, они обнаружили бы Гену. А заодно мой рабочий кабинет…

– С кабинетом все в порядке, – уверил его Дикий. – Я был у тебя месяц назад. Стекла в доме, правда, побиты. Вынесли также кое-что из домашней утвари. Но дом цел. И твой кабинет тоже.

– Тогда при чем тут Гена? – насторожился Сава.

Егерь раздавил в банке окурок и подмигнул ему.

– Я решил подстраховаться. К тому же не могу видеть, как мучается твоя Олеся. Я же вижу, как она страдает, – сказал он, загадочно улыбаясь.

Сава в оцепенении уставился на приятеля.

– Так ты… ты…

– Именно, – улыбнулся Дикий. – На.

С этими словами он поднял сумку, поставив ее на колени Савы. «Молния» была расстегнута, и внутри виделось что-то темно-синее. Сава нерешительно протянул пальцы, нащупав плотную материю. Под тряпкой ощущался какой-то твердый предмет.

– Признаться, я был поражен, – сказал Дикий, и в голосе его чувствовалось восхищение. – Если бы я не знал, что это ребенок, ни за что бы не поверил. Это… шедевр! Выше любого произведения искусства!

Пока он болтал, Сава, затаив дыхание, с благоговением вынул из сумки продолговатый сверток. Кое-где на нем пестрели прилипшие катышки пыли и комки паутины. Пальцы с величайшей осторожностью убрали складку, и на Саву глянуло мертвое лицо младенца. Сморщенная, блекло-желтая кожа плотно обтягивала крошечный череп, словно старый облезлый чулок, натянутый на теннисный мячик. Кое-где виднелись трещинки, забитые грязью. Высохший рот втянут, как у старичка-карлика, губы слегка задраны, обнажая потемневшие десны, из которых уже никогда не вылезут зубы. Изумрудно-стеклянные искусственные глаза, в которых Сава мог разглядеть собственное отражение, на мертвом лице выглядели жутковатым гротеском.

– Он удивительный, – осторожно заметил Дикий, следя за выражением лица товарища.

Сава прижал труп сына к груди.

– Ты не должен был делать этого, – медленно, чуть ли не по слогам проговорил он. – Привозить Гену сюда.

– Почему? – искренне удивился егерь. – Я был очень аккуратен с ним. Разве тебе понравилось бы, если на него кто-нибудь наткнулся? Только представь на секунду, что с ним могли бы сделать?!

Сава помолчал, обдумывая слова егеря, потом сказал:

– Нам с Олесей нужно выбираться отсюда. Как ты думаешь, мы сделаем это? Вместе с ним? Нас схватят при первой же возможности!

– Не истери раньше времени, – спокойно отозвался Дикий. – Уедете. Только не сразу и не все вместе. У меня есть кое-какие соображения, и я поделюсь ими с тобой. А теперь отнеси ребенка Олесе. Думаю, она обрадуется.

Сава почувствовал, как в горле набухает громадный ком.

Да.

Олеся обрадуется.

Это ее единственный ребенок. Первый и, скорее всего, последний.

– Я сделаю тебе перевязку, – сказал Дикий, поднимаясь со стула.

– А потом?

– А потом я пойду вниз. Ты со мной? – спросил Дикий, подмигивая.

Сава выпрямился, прижимая к груди сверток с мумифицированным телом сына.

– С тобой, – тихо произнес он.

* * *

Зажим приподнял голову и, щурясь, смотрел на высившиеся фигуры. На лбу одного из них вспыхнул светодиодный фонарик.

– Сава, ты, что ли? – нерешительно произнес он.

Вместо ответа Дикий захлопнул дверь и приблизился к зэку.

– Сава! – крикнул Зажим, но фигура, которая была так похожа на Саву, хранила молчание.

Замолчал и жуткий голос, выкрикивающий детские стишки.

Взявшись за ноги Зажима, егерь поволок его в глубину помещения.

– Нет… – заторможенно пробормотал Зажим. – Не надо… Сава, скажи ему!!!

Уголовнику почудилось, как слева мелькнуло что-то шарообразное в нелепо-громадной шляпе, вроде мексиканского сомбреро.

– Эй, слушай…

Он почувствовал, как его плечо коснулось чего-то рыхлого, и, резко повернув голову, успел разглядеть невысокую горку земли.

Насыпанная горка земли.

«Зачем она здесь?» – лихорадочно думал Зажим.

«Затем», – хихикнул внутренний голос, и зэка прошиб ледяной пот.

(Я грибник. А вы мои грибы.)

«Он собирается нас закопать. Закопать живьем в землю».

Эта мысль буквально рассекла его измученный мозг, как острый нож кочан капусты, и зэк покрылся холодным потом.

– Добро пожаловать в свою лунку, малыш, – услышал он в темноте голос егеря.