– Олег мой муж… Мы отдыхали в лесу, когда пришел этот… сказал, что местный егерь. Предложил вино, мы выпили. Как оказалось, зря… Потом я ничего не помню, все было темно… Скажите… я не вижу его раны уже несколько дней. Он… Олег не поворачивается ко мне.
– У него черви. Хреново дело, – промолвил Зажим, не считая нужным что-либо скрывать от женщины.
– Он умирает?
– Не знаю. Я что, врач? – грубо ответил зэк, быстро потеряв к собеседнице интерес. Тем более что польза от ее сбивчивого повествования нулевая.
Живот снова скрутило, и он выругался.
Кап.
Кап.
– Скажите… ведь нас скоро освободят? – с робкой надеждой спросила женщина. – Мы… мы не можем ведь тут находиться вечно. Мои родители… они наверняка сходят с ума. Особенно папа. У него… у него слабое сердце. Понимаете? Когда за нами придут?
– Скоро, – буркнул Зажим. – Эй, Ходжа!
Зэк не откликнулся. Вместо этого снова подала голос «лисичка»:
– Иногда он делает уколы. Понимаете? Уколы. Зачем?
«Да пошла ты», – подумал Зажим. Он принялся елозить, ворочая плечами из стороны в сторону, при этом стараясь увеличить вокруг себя свободное пространство. Особого толку от этого не было, и в какой-то момент зэк подумал о болте, которым пытаются прикрутить деталь с сорванной резьбой.
– Но… после укола боль немного отступает, – отсутствующим голосом продолжила женщина. – Странно, да? Он делает…
Снова кашель, сухой и хлесткий, как треск сучьев в огне.
– Он причиняет нам боль… а потом смягчает ее. Для чего?
«Для того чтобы вы прожили тут как можно дольше», – про себя ответил Зажим.
– Иногда он даже спит здесь. Поест, походит вокруг. Потом опять садится… садится на диван. Читает свои стишки… про грибы. Иногда он гладит нас. Ласково разговаривает. Как с детьми. И смотрит. Смотрит… Олег? Олег, не пугай меня. Пожалуйста. По…
– Заткнись. Задрала уже своим Олегом, – оскалился Зажим, и «лисичка» обескураженно притихла. Впрочем, хватило ее ненадолго.
– Вы видите его? – снова спросила она через несколько минут. – Я… ничего не вижу. Позовите его! Я не могу… Может, он не слышит меня?
– Тупая идиотка! – рявкнул Зажим. – Тут темно, хоть глаза выколи! Как я могу увидеть то, чего не видишь ты?!
Женщина снова зашлась в болезненном кашле. Похоже, она перестала понимать суть произнесенных Зажимом слов.
– Олег! Почему ты молчишь?!
«Лисичка» начала плакать.
– Олег, мне страшно, – захныкала она. – Отзовись. Прошу. Ведь раньше ты всегда отзывался…
– Закрой пасть! – взорвался Зажим, окончательно теряя терпение. – И без тебя тошно, сука!
Женщина не слышала его.
– Олег… Олег, скажи. Скажи что-нибудь, – шептала она, глотая слезы. – Я боюсь. Мне… очень страшно, родной. Милый мой Олежек… Прошу. Не надо… не надо меня пугать!! Олег!!!
– Б…дь, заткнись, или я вырву тебе язык! – заорал Зажим.
– Олег!! Олег!!! – прохрипела женщина. – Очнись! Это я! Я! Оле…
Громыхнула дверь, и голос женщины тут же оборвался, словно ей заткнули рот. Блеснула полоска светодиодного фонарика.
«Он вернулся».
При мысли об этом Зажим почувствовал, как его лицо снова полыхнуло болью от резаных ран. Три маленьких ярко-алых рта, окруженные засохшей кровью, словно ожили при появлении хозяина «теплицы».
Шаркая, мимо Зажима прошел Дикий, волоча за собой чье-то обмякшее тело. Бормоча себе что-то под нос, егерь не без усилий принялся запихивать обездвиженного человека в свободную яму.
«Клей, шляпка. Стишок, шутки, каша. Прожектор, допросы. Багор, миска с водой, – сонно подумал Зажим. – Все по расписанию, твою мать».
Новый «гриб».
Значит, все пойдет по кругу.
Он задремал, склонив голову.
Вскоре из тщательно утрамбованной земли торчала лишь бритая голова Носа. Густо намазав череп брата клеем, Дикий шлепнул сверху коническую белоснежную «шляпку» из плотной резины.
– В нашем полку прибыло, – пробормотал он. – Привет, мухомор вонючий. Ближайший родственник бледной поганки. И хотя внешне ты белый, внутри ты ядовит, как цианистый калий. А еще воняешь, как стоячий носок, и выделяешь слизь. Кажется, все качества, присущие моему брату, отлично отражены в этом «красавце». Ну, прямо наглядное пособие для начинающих ботаников.
Нос хранил молчание, и егерь посветил ему в лицо фонариком. Яркий голубоватый свет блеснул в зрачках глаз мужчины. Дикий протянул руку, надвигая веки на глаза, но они снова задрались, как испорченные жалюзи.
– Я с детства боялся смотреть, как ты спишь, – тихо произнес егерь, не отрывая взгляда от брата. – Ты уже тогда был ненормальным ублюдком. Жаль, что мать не сделала аборт, когда ты зрел в ее утробе, поганец.
Неожиданно рот Носа разъехался в стороны, а глаза расширились. Не ожидая этого, Дикий отпрянул назад и, споткнувшись о лопату, упал на ягодицы. Нос визгливо рассмеялся.
– Что, насрал в фтаны, братифка? Ха-ха-ха! Думал, я сплю?! Фигуфки.
– Урод, – сплюнул Дикий.
Нос снова захихикал, с интересом оглядываясь по сторонам.
– Я так понял, ты меня на полный пансион решил устроить? И кормить, и поить будеф? И уфки фесать?
Несколько секунд егерь с ненавистью смотрел на кривляющегося брата, затем поднялся на ноги.