Закопанные

– Не «нет», а да, – назидательно произнес Дикий, вытаскивая из тела женщины багор. Стальной наконечник покраснел от крови.

Олеся опустила голову, с удивлением глядя на дыру в рубашке, посреди которой быстро расцветала алая роза.

– Родная… уходи отсюда! – закричал Сава.

Дикий снова размахнулся, и он отвернулся, зажмурившись.

«Ты трус, – сплюнул внутренний голос. – Она умирает за тебя. Открой свой гребаный глаз и смотри, как твоя женщина совершает подвиг…»

– Олеся…

Он моргнул.

Она стояла на прежнем месте, слегка раскачиваясь. Взад-вперед… На рубашке уже разбухала вторая роза, стремительно сливаясь с первой.

– Она у тебя живучая, – уважительно произнес Дикий, перекладывая багор в другую руку. – Интересно, сколько она продержится?

Сава заскрипел зубами.

– Зэня? – вопросительно произнесла Олеся, переступив босыми ногами в луже крови.

– Я люблю тебя, – хрипло сказал Сава.

– А я люблю вас всех, – рассмеялся егерь, протыкая ей грудь. Олеся пошатнулась, с трудом удержавшись на ногах.

– Пожалуйста… Пожалуйста, не нужно. Оставь ее, – лепетал Сава. – Тебе нужен я. Пожалуйста!

Теперь он был готов на все. Быть униженным, раздавленным, он был готов даже лизать ботинки Дикому, лишь бы он не убивал ее.

– Ладно, – фыркнул егерь, вновь поднимая багор. – Это становится скучным и однообразным.

Олеся, шатаясь, двинулась вперед, и он снова вонзил багор ей в живот. Она глубоко вздохнула и, обхватив древко свободной рукой, внезапно резко дернула его на себя. Не ожидая этого, Дикий подался вперед и, выпустив багор из рук, споткнулся о валявшийся на полу прожектор. Тот самый, который собственноручно расколотил несколько часов назад.

Олеся холодно улыбнулась, надвигаясь.

– Твою мать, – только и успел выговорить Дикий, припадая на правое колено.

Он поднял взор, чтобы увидеть взметнувшееся над головой лезвие.

– Ох, – только и успел вымолвить он.

Руки егеря инстинктивно обхватили голову в тщетной попытке ее защитить, и в следующий момент тесак со свистом обрушился на него. Лезвие отсекло шесть пальцев – четыре на правой и два на левой руке, оставив на голове обширную рану, которая тут же заполнилась кровью.

– Больно, – прошептал Дикий. По лбу заскользили алые ручейки, разделяя его лицо пополам. Безвольно опустив руки, егерь в священном ужасе глядел на кровоточащие обрубки пальцев.

– Ты плохой, – сказала Олеся, снова замахиваясь.

Дикий даже не пытался защищаться или даже уклоняться от его же собственного ножа.

Тесак с хрустом вошел глубоко в череп, и он, всхлипнув, сел.

– Плохой, – с презрением повторила Олеся. Она отошла назад, не сводя своих громадных глаз с повергнутого соперника.

Дикий встал на карачки, из разверстой раны ручьем лилась кровь.

Он икнул, и его вырвало.

Медленно приподнял руку вверх, словно сомневаясь, верный ли он сделал выбор, затем пополз вперед. Мачете торчал из его черепа, словно гротескно-нелепый указатель.

– В теплой шляпке на бочок… – прокаркал он. – В сапоге… мохнатом.

Что укрылся с головой…

– Олеся… – позвал Сава. Слезы застилали его глаз.

Она некоторое время провожала уползающего егеря, затем, подволакивая слабеющие ноги, заковыляла к Гене.

Дикий упорно полз дальше, оставляя за собой широкую полосу крови.

– Моховик, Моховичок… – шептал он синеющими губами. – Как не жарко летом… Быть таким одетым?

Его снова вырвало, и он упал плашмя, растянувшись на полу. Беспалые руки умирающего чертили по полу неровные красные линии, тщетно пытаясь подтянуть быстро слабеющее тело.

– Олеся, – снова окликнул жену Сава.

Она нагнулась, чтобы поднять сына, но не удержалась и упала прямо на него. Испуганно вскрикнула, переворачиваясь на бок.

– Милая, – срывающимся голосом произнес Сава и заплакал.

– Гена, – сказала Олеся. Она попыталась встать, но снова упала. Ее рубашка из бежевой быстро превратилась в красную. Олеся предприняла очередную попытку, но ноги больше ее не держали. Тогда она поползла к Саве, бережно подталкивая перед собой трупик ребенка.

– Зэня, – произнесла она, и их взгляды встретились.

– Ты самая лучшая мать на свете, – сквозь слезы промолвил Сава. – Самая лучшая мать и жена.

На губах Олеси заиграла улыбка.

– Семья, – мечтательно сказала она. – Зэня. Гена.

– Да. Я, ты и Гена, – тихо сказал Сава. – И я люблю вас.

Дикий продолжал ползти. Тело егеря быстро угасало, но он все равно настойчиво двигался к двери, извиваясь, как червяк. Ноги бестолково елозили по скользкому от крови полу, но он не оставлял своих попыток. Он уже почти преодолел дверной проем, как по телу неожиданно пробежала конвульсивная дрожь, и тихо пискнув, почти как мышь, Дикий затих. Голова с торчащим в ней ножом опустилась на грязные, измазанные кровью руки. Инспектор заповедника «Северный Лог» был мертв.

Олесе удалось приблизиться вплотную к Саве.

– Люблю, – выдохнула она. Изо рта стекал тоненький ручеек крови.

Сава яростно моргал, напрасно стараясь прогнать слезы.

– И я тебя люблю, сладкая.

– Гена.

– Да, милая. Он с нами, – прошептал Сава. – Мы все одна крепкая семья.