Закопчённое небо

— Я не вступлю ни в какие переговоры, пока они не отопрут двери и не начнут работать, — перебил офицера разъяренный хозяин. — Это называется бунтом.

Но Маноглу не потерял присущего ему хладнокровия. Несмотря на гнев, он рассуждал сейчас спокойно и логично. Если он вступит в переговоры с рабочими, то вынужден будет уступить некоторым их требованиям, а это в данный момент равносильно поражению. Применяя насилие, он не раз быстро и без всякого шума разрешал возникавшие затруднения, и потом ему приходилось заботиться лишь о том, чтобы замести следы и создать на заводе видимость мирной обстановки.

— Нетрудно выяснить, кто подстрекал их к бунту, — сказал он офицеру. — Если бы вы более добросовестно выполняли свой долг, то не было бы подобных инцидентов. Мы бились до последнего, чтобы очистить тут все от миазмов коммунизма. Бились до последнего! Взломайте двери и сгоните их во двор. Я немедленно вызову министра, пусть он объяснится с ними. — Он улыбнулся чуть заметной улыбкой, довольный новым планом, родившимся у него.

Офицер подозвал полицейского, стоявшего неподалеку.

— Занять здание! — приказал он.

17

Весть о событиях на заводе молниеносно распространилась по всему предместью. Мариго стирала и, услыхав о случившемся, настолько растерялась, что окунула в корыто выжатую уже рубашку.

— Господи, что же это такое! — воскликнула она.

— Что случилось? — спросила Клио.

— Говорят, полицейские бесчинствуют на заводе. Я побегу туда.

Она торопливо повязала голову платком и выбежала на улицу как была, в юбке с мокрым подолом.

В переулке, ведущем к заводу, толпились женщины. Полицейские, выстроившиеся перед заводскими воротами, не подпускали их близко. Женщины возмущались, кричали. Беспрерывно гудя, по переулку проехала санитарная машина.

Мариго, запыхавшись, присоединилась к толпе. Она встала на цыпочки, чтобы лучше видеть, что происходит перед заводом. До нее долетали отдельные возгласы стоявших вокруг женщин:

— Не толкайся, тетушка!

— Даже не знаю… Не пускают. С ними разве договоришься?

— Они столько народу покалечили! Ох! Вон еще одни носилки.

Женщины бросились вслед за проезжавшей мимо них санитарной машиной.

— Тише! Куда смотришь, разиня? Не раздави ребенка! — набросилась на Мариго какая-то женщина.

— Ничего не видно! — кричала старуха полицейскому. — Наши мужья и дети за оградой. А вам разве втолкуешь что-нибудь? Вы только и знаете, что разгонять нас. Чтоб вам пусто было!

— Вот вам, негодяи! — пригрозил кто-то в толпе, показывая кулак полицейским.

Марию удалось пробраться в первые ряды. Около нее оказалась женщина с грудным ребенком, который тыкался личиком в грудь матери. Мариго не сводила глаз с возвышавшихся перед ней огромных облезлых стен завода и с удивлением думала о том, что Никос заперся в одном из этих зданий. В ее представлении он оставался худеньким смирным пареньком, который каждую субботу аккуратно отдавал ей свое жалованье. Она с грустью посмотрела на ребеночка, который теперь жадно сосал материнскую грудь.

Да, вот и он упорхнул из-под ее крылышка, а она только теперь поняла это. До чего сложная жизнь!

Женщина в коричневой шали спросила полицейского, оттеснявшего назад толпу:

— А что там делается?

— Прибыли начальники, — ответил он.

— И они тоже избивают народ?

— Нет, тетка. Они речь дернит. А ну, расходись по домам! Раненых больше нет. Сейчас заиграет музыка.

Но никто из толпы и не думал уходить. У заводских ворот из машины вылез толстый фалангист в широких шароварах, раздувшихся на нем, как шар.

— А это что за птица? — спросили женщины.

— Самый главный.

— Ох, нет нам спасенья! Все теперь заделались самыми главными! — сказала старуха.

Музыканты настраивали свои инструменты. Господин Маноглу стоял возле министра, который внимательно смотрел на горстку рабочих, собравшихся в заводском дворе. Чтобы они не сбежали и не сорвалась торжественная церемония, полицейские оцепили двор. Оркестр заиграл гимн.

— Избиение под музыку, — заметила какая-то женщина, и все кругом засмеялись.

У Маноглу был сосредоточенный, мрачный вид. Стоявший рядом с ним министр с ярким галстуком, в черной шляпе с загнутыми вверх полями пытался под маской любезности скрыть свое раздражение.

— Полагаю, что это был несколько… неосмотрительный шаг с вашей стороны, — сказал он хозяину завода.

Рассерженный Маноглу резко повернулся к министру, и холодная улыбка заиграла у него на губах.

— Вы уверяли нас, что коммунизм, этот кошмар, — пройденный этап и что наша страна в своем героическом будущем больше не встретится с ним. — Он бросил насмешливый взгляд на пестрый галстук министра и присовокупил ядовито: — Как видно, подобными уверениями прикрывают свою никчемность многие ответственные лица.

Министр молча проглотил оскорбление. Когда гимн был исполнен, он вышел вперед и обратился с речью к рабочим. После выступления министра митинг был объявлен закрытым.

18