Когда мать ушла, Клио долго сидела не шевелясь на диване. Время тянулось медленно. Вдруг она услышала шаги Сарантиса во дворе, вскочила и, подбежав к двери, стала прислушиваться. Он подходил все ближе и ближе. Раздался робкий стук в дверь.
— Что тебе, Сарантис? — тихо спросила она.
— Открой, Клио.
— У нас не заперто, входи.
Она отскочила от двери и хотела сесть на диван, но, споткнувшись о стул, чуть не упала. Тут как раз он и вошел в комнату. Смутившись, она посмотрела на него. Все лицо Сарантиса было в крови.
— Да что с тобой? — воскликнула она.
— Ерунда! Брат твой еще не вернулся? Во всяком случае, с ним ничего не случилось, скажи матери. Я видел его уже после всех событий.
— Мама ушла на завод. А что там произошло? — спросила Клио.
— Был настоящий бой. Два с половиной часа осаждали полицейские цеха. Взломали двери, к окнам приставили лестницы. Как бешеные псы, набросились они на нас…
— Сядь, я промою ранку у тебя на лице, — сказала девушка, и невольно в голосе ее прозвучало участие.
Сарантис растерялся и смущенно замолчал. Клио принесла из соседней комнаты флакончик одеколона и кусок ваты. Сарантис сел на диван.
— Будет щипать, — сказала она с улыбкой.
— Погоди минутку.
— Ты боишься? — девушка засмеялась, и он следом за ней. — Не стыдно тебе, трусишка!
Сарантис притворно охал, закрывая лицо руками, и оба они вдруг почувствовали себя расшалившимися детьми. Потом он посмотрел ей в глаза и в замешательстве потер себе подбородок.
— А ну, откинь назад голову, — сказала Клио, пытаясь скрыть волнение.
Сарантис побледнел.
— Клио, — наконец пробормотал он, — я впервые по-настоящему влюблен. Клянусь тебе.
Она перестала промывать ему ранку на лбу и резко отдернула руку.
— Сарантис, прошу тебя, — прошептала она, судорожно сжимая в руке флакон, — поговорим о чем-нибудь другом.
— Чего ты испугалась?
— Ну пожалуйста, поговорим о чем-нибудь другом.
— Ты дрожишь, Клио?
Сарантис встал. Никогда еще не чувствовал он себя таким растерянным. Он слегка притронулся к ее плечу.
— Ну пожалуйста, не надо! Не надо! — взмолилась Клио.
Последовало напряженное молчание. Клио не сводила глаз с растрескавшейся доски в полу, а Сарантис стоял перед девушкой, не зная, куда девать руки.
— Давай поженимся. Хочешь, Клио?
Девушка вцепилась руками в скатерть, и вазочка, стоявшая на столе, качнувшись, упала.
— Ты с ума сошел!
— Клянусь, я люблю тебя…
Клио успела уже опомниться от неожиданности. Она внимательно оглядела рваную, вылинявшую рубашку Сарантиса, застегнутую на все пуговицы, его залатанные брюки, драные ботинки. Разом воскресли все ее наивные мечты о счастье, и ей вдруг показалось, будто судьба в насмешку послала ей этого человека.
— А кто ты такой? Грязный рабочий. Думаешь, тебя ждала я столько лет, запертая в этих четырех стенах? — взорвалась она.
Сарантис молчал. В его глазах отразилась боль. Такая глубокая, бесконечная боль, что Клио невольно закрыла лицо руками.
— Уходи, — задрожав, прошептала она.
Когда она отняла от лица руки, в комнате никого уже не было. Буфет, этажерка, стулья, фотографии на стене — все было по-прежнему на своих местах, бездушное и немое. Клио почудилось, что она пробудилась от сна в каком-то чуждом мире, где жизнь идет своим чередом, не суля никакой надежды.
Мариго возвращалась домой вместе с Никосом. Всю дорогу она крепко держала его за руку и говорила без умолку обо всем сразу.
— Ну вот, он кричит нам: «Давайте-ка отсюда!» — и как начали нас толкать. Я, Никос, скажу тебе, растерялась… Никогда в жизни не случалось со мной ничего подобного… — Ей хотелось спросить его, что он собирается делать дальше, но язык у нее не повернулся. Она чувствовала, что сын замкнулся в себе. — Ах! Надеюсь, бог даст, не будет у вас больше никаких беспорядков, — сказала она, пытаясь выведать у Никоса его мысли.
— Не скоро наступит тот день, мама, когда ты сможешь спать спокойно… Если вообще доживешь до этого, — тихо проговорил Никос.
Слова сына расстроили Мариго, но она не подала вида, даже засмеялась.
— Ой, Никос, ты весь вымазан. Да и я, наверно, запачкалась, когда обнимала тебя. — И она еще теснее прижалась к нему.
Когда Мариго и Никос вошли в комнату, Клио, глубоко задумавшись, сидела у окна, скрестив на груди руки. Вазочка, упавшая со стола, валялась на полу.
Мариго все говорила и говорила…
— Что с тобой, Клио? — спросил Никос.
— Ничего, ничего.
Девушка обернулась, взглянула на брата. Опять она увидела перед собой поношенный пиджак, рваную рубаху, драные ботинки! Комок подступил у нее к горлу. Ей больно было смотреть на эту бедность, и она опустила глаза. Тогда взгляд Клио упал на ее собственные пальцы, исколотые иглой, опухшие… И она разрыдалась.
19