Закованный Прометей. Мученическая жизнь и смерть Тараса Шевченко

– Но вчера, вчера с Жуковским приходил Александр Сергеевич Пушкин.

– Пушкин? – подозрительно глянул Тарас. – И ты видел самого Пушкина?

– Я его уже не впервые видел, – с детской гордостью ответил Аполлон. – Я видел его уже дважды у знакомых. Если бы ты знал, что я чувствовал! Он сказал мне: «Только не женитесь, и Италии вам не миновать». А вот вчера, вчера целый вечер они были у нас…

– Ну, расскажи по порядку, – попросил Тарас.

– Вечером после обеда Карл Павлович лег отдохнуть, а я сел читать ему Вальтера Скотта. Он любит, когда ему читают.

Тарас с завистью посмотрел на Аполлона. Он сидит, как дома, у Карла Брюллова, читает ему…

– И вдруг заходит Лукьян, – продолжает Аполлон, – и говорит, что приехали Василий Андреевич Жуковский и Александр Сергеевич Пушкин.

Я пошел в студию, чтоб не мешать им, но вскоре Карл Павлович позвал меня, чтоб я принес портфель с его рисунками.

– И ты его увидел, – дрожащим голосом спросил Тарас, – близко?

– Вот так, как тебя, – радостно ответил Аполлон. – Какой он! Если бы ты знал, какой он! Сама жизнь! И такой простой, веселый. Я счастлив, Тарас. Это же два гения – наш Карл Великий и Пушкин. Стоит ли удивляться, что они сразу поняли друг друга и подружились? Я думаю, что так только у гениев и бывает. Простым смертным еще надо приглядеться один к другому, пуд соли, как говорится, съесть. А таланты с того начинают, чем простые люди заканчивают. С каким восторгом рассматривал Александр Сергеевич рисунки нашего Карла! А как дошел до рисунка «Съезд на бал к австрийскому послу в Смирне» – Карл Павлович недавно его закончил, – как глянул Александр Сергеевич, как зальется смехом, кричать, прыгать начал, ну совсем ребенок! И действительно, разве можно без смеха смотреть на этот очаровательный шутливый рисунок? Представь себе – смирненский полицмейстер, толстый, круглый, спит посредине улицы на ковре и подушках. На эту карикатурную фигуру нельзя без смеха глянуть. Пушкин не мог расстаться с этим рисунком, смеялся, аж слезы выступили. Хочет слово вымолвить и не может. «Дорогой мой, – говорит он наконец Карлу Павловичу, – подари мне этот рисунок. Прошу тебя!» А рисунок этот уже принадлежит графине Салтыковой, чтоб ее черти забрали. «Не могу, – говорит Карл Павлович, – честное слово, не могу». А Пушкин не может оторваться от рисунка. «Подари, – говорит, – брат, я на колени перед тобой стану». И действительно на колена стал. Я думаю: «Неужели Карл Павлович откажет? Пушкин, Александр Сергеевич Пушкин на коленях стоит». И я в мыслях Салтыкову ко всем чертям посылаю. А Карл Павлович свое: «Не могу, брат, понимаешь, отдал уже, надо слово держать. Я тебе другой сделаю, копию, и с тебя самого портрет напишу. Вот приедешь после четверга – начнем»

– И он согласился приехать? – прервал Тарас. – Он приедет позировать?

– Приедет, обязательно приедет! – ответил Аполлон. – Пообещал приехать через три дня. Условились так. Снова увижу его и буду видеть еще столько раз! Ну, наш Карл Павлович сделает с него такой портрет, какого еще никто не писал. Я уверен, лучше будет, чем Тропинина и Крамского, хотя и те хороши, но не тот, не тот Пушкин там! Наш Карл кого любит, тот у него чудесно выходит! Все говорят – портретист он непревзойденный! Вот только как мог он ему отказать и не подарить рисунка… – неожиданно грустно покачал головой Аполлон. – Подумаешь, слово Салтыковой – это же Пушкин!

– Ну, так он же сделает копию! – успокаивая, сказал Тарас. – А если сам Брюллов сделает копию, это же одинаково, что и оригинал. Пушкин не рассердился?

– Нет, нет, он ходил по мастерской от картины к картине, и глаза его так вдохновенно блестели. Вот таким бы его нарисовать! И оба – он и Жуковский – на прощанье обняли Карла Павловича и расцеловались. До конца жизни не забуду этот вечер!

– Если бы мне хотя бы в щелочку его увидеть, Пушкина! – мечтательно промолвил Тарас.

– Почему в щелочку? Вот он приедет на сеанс, а ты приходи ко мне, как будто по какому-то делу, и увидишь, – великодушно предложил Аполлон.

Они еще долго ходили, «провожали» один другого, не обращая внимания на шум на улицах, на площади перед Адмиралтейством, где в этом году особенно модным было катание с насыпанных там горок. Дамы катались на тройках, победнее – просто на санках.

– Ну, пора по домам, я уже замерз. Хотя у меня подкладка пальто теплого цвета – красного, но цвет греет мало! – засмеялся Мокрицкий. – А ты, наверное, совсем задубел?

– Я привычный, – улыбнулся Тарас. Он готов был ходить с новым другом до утра.

– Не забудь, послезавтра я пойду с тобой на лекцию по анатомии. Пойдешь?

– Еще бы!

Они крепко пожали друг другу руки и наконец разошлись.

Следующим вечером под впечатлением рассказа Мокрицкого Тарас перечитывал Пушкина, читал «Полтаву» в переводе Гребенки и пробовал делать к ней рисунки.

А на третий вечер, как было условлено, Тарас зашел к Мокрицкому, чтоб вместе идти на лекцию. Сколько еще надо было ему прочитать, послушать, увидеть, как жадно он тянулся к знаниям!

Мокрицкого он встретил в дверях его небольшой комнаты, уже одетого и как будто чем-то удрученного.