Закованный Прометей. Мученическая жизнь и смерть Тараса Шевченко

«Он близок на крайний поступок, он может наложить на себя руки», – подумал Сошенко и сам выбежал из дома.

Вечером он нашел Тараса у Невы. Тарас сидел на перевернутой лодке и смотрел на лед.

– Тарас, послушай меня! Вот тебе записка от Жуковского. Да, я видел сегодня Григоровича, я был у него после того, как ты убежал от меня, как сумасшедший. Он передал мне это для тебя… Ну, вот видишь, потерпи еще немного… Что пишет тебе Жуковский?

– Спасибо, тебе, Иван Максимович, – попробовал улыбнуться Тарас. Его как будто трусила лихорадка, и зуб на зуб не мог попасть. – Благодарю святого человека Жуковского. Он пишет, что еще совсем немного и все будет хорошо.

– Ну, вот видишь. Пойдем домой! – уговаривал Сошенко Тараса, как ребенка.

– Ширяев прислал Хтодота за мной, чтобы я возвращался к нему… И снова в его артели…

– Нет, ты еще пойдешь ко мне. Пойдем быстро!

Но Тарас едва добрел до комнаты Сошенко.

– Что с тобой? Да ты совсем больной! Надо немедленно врача! – заметался Иван Максимович.

– Какая красная комната… – уже в бреду вдруг улыбнулся Тарас.

«Он бредит брюлловской красной комнатой», – догадался Сошенко…

Утром, когда Тараса осмотрел доктор, пришлось отправить его в больницу на Литейном проспекте…

Сидя на широком канапе в своей любимой позе, подобрав ноги, Василий Андреевич Жуковский был похож на турецкого пашу. Еще к тому же попыхивал табаком из длинного чубука.

Сегодня заходил к нему Григорович и сказал, что Тарас близок к самоубийству. Молодой художник Сошенко, который берет горячее участие в его судьбе, просто боится за него.

И тогда Жуковский написал юноше коротенькую успокаивающую записку, а сам сейчас обдумывал, как на самом деле ускорить освобождение Тараса.

Великий Карл уже закончил портрет. Граф Виельгорский посоветовал устроить лотерею-аукцион, привлекши к этому особ Двора, к которым Жуковский, как учитель царских детей, был близок.

Жуковский не впервые использовал свое положение и свое влияние прославленного, любимого даже Двором поэта для того, чтобы улучшить чью-то судьбу, освободить из беды. Всем известно, как он всегда пытался заступиться перед царем за Пушкина. Но не только для Пушкина, своего близкого и любимого друга, мог выдумывать Жуковский разные способы заступничества, помощи, на каждое несчастье он откликался всей чувствительной душой, особенно когда речь шла о помощи таланту.

Этот «алмаз в кожухе», крепостной парень Тарас Шевченко взволновал его… Он непроизвольно перенесся в далекое прошлое, в свое детство…

Конечно, оно никак не было похожим на детство Тараса – но, но…

Во время войны с турками пан Бунин шутя сказал одному из своих крепостных, который шел на войну: «Привези мне турчанку!» И крепостной выполнил приказ барина. Он привез двух молоденьких, очень красивых турчанок – Сальху и Фатиму.

Фатима умерла, а Сальху сделали няней панночек.

Старый пан влюбился в нее, поселил отдельно от прислуги, хотел даже жениться на ней, но не смог разойтись с женой.

Через несколько лет у Сальхи родился мальчик. И неожиданно старая пани, всем на удивление, всей душой привязалась к этому мальчику. Его взяли в панские покои… Вот так он и рос в каком-то странном непонятном положении: и сын, и не сын. Фамилию ему дали Жуковский. Учился он не очень хорошо, но очень любил читать.

Кажется, все у него было, но на душе всегда была грусть и сочувствие к родной матери. Такое неопределенное положение и странные отношения в семье сделали его чувствительным, деликатным, немного сентиментальным.

Это отразилось и на его творчестве. В ней было столько лирики, столько души и сердца!

Потому-то он чутко относился и к другим… Сызмальства он старался говорить обо всем легко, шутя, спокойно. Но все близкие знали, что за шутливой формой его писем, его разговоров скрывается добрая душа, всегда готовая на благородный поступок.

Жуковский подошел к своему «старому другу» – так он называл свой любимый письменный стол.

Немного поразмыслив, взял перо и бумагу. Он должен написать письмо фрейлине Двора – Юлии Федоровне Барановой. Жуковский надеялся на ее помощь. Шуточный его тон часто обезоруживал многих людей, давал ему возможность говорить о важных вещах просто и непосредственно, а придворные женщины были всегда в восторге от его остроумия.

Он улыбнулся добродушно-хитроватой улыбкой – написал сначала название своего послания.

«Исторический обзор благотворительных поступков Юлии Федоровны и разных других обстоятельств, курьезных событий и особенных разных штучек.

Сочинения Матвея».

Матвеем он в шутку часто величал себя.

Только штрихами, как малый ребенок, он нарисовал человека, что метет комнату, а вверху, в тучах, женское лицо – и подписал: «Это Шевченко. Он говорит себе: „Хотелось бы мне написать картину, а пан приказывает мести комнату“. У него в одной руке кисть, а в другой метла, и он в очень сложном положении. Над ним в тучах Юлия Федоровна».