Закованный Прометей. Мученическая жизнь и смерть Тараса Шевченко

Далее шел в таком же стиле выполненный рисунок, надпись под которым объясняла его содержание: «Это Брюллов пишет портрет Жуковского. На обоих лавровые венки. Она думает про себя: „Какой этот Матвей красавец!“ А Василий Андреевич, чувствуя это, благодарит в душе Юлию Федоровну и говорит про себя: „Я, возможно, готов быть и Максимом, и Демьяном, и Трифоном, только бы нам выкупить Шевченко“. – „Не волнуйся, Матюша, – говорит с тучи Юлия Федоровна, – мы выкупим Шевченко“. А Шевченко знай себе метет комнату. Но это в последний раз».

В таких рисунках и подписях он пишет обо всем, что необходимо сделать. Юлия Федоровна должна ускорить сбор денег на лотерею.

«Юлия Федоровна потому так спешит собрать деньги, – пишет он в примечании, – что Матвей скоро поедет за границу и должен до отъезда закончить это дело.

Удивительная женщина эта Юлия Федоровна. Как ее не любить? Пусть будет счастлива она, ее дети, внуки и правнуки. Матвей обещает с одной из ее правнучек станцевать за ее здоровье качучу…»

В конце письма совсем чудной рисунок:

«Это Шевченко и Жуковский оба валяются от счастья. А Юлия Федоровна благословляет их с тучи».

Да, надо, чтобы Юлия Федоровна поторопилась. Жуковский знает, она прочитает записку и скажет: «Charmant! Этот несравненный Жуковский! Как мило, остроумно! Надо ему помочь в этом деле какого-то Шевченко».

Опустив руки на своего любимого «друга», Жуковский долго сидел молча и грустно смотрел в окно.

Нужны деньги, и как можно быстрее. Две тысячи пятьсот рублей. Цена портрета.

Цена человека, художника, таланта.

Жуковский, запечатав своей печатью конверт, позвонил. Вошел камердинер.

– Надо немедленно отнести это письмо госпоже Барановой во дворе. А мне – одеться. Я еду к Виельгорскому.

Дом графа Михаила Юрьевича на Михайловской площади недаром называли «маленьким храмом изящных искусств в России». Он действительно был своеобразной живой и многогранной Академией искусств, а хозяин ее – сам композитор и большой знаток музыки – другом самых образованных и самых интересных людей того времени.

О доме Виельгорского писали:

Всемирной ярмонкой и выставкой всесветной
Был кабинет его, открытый настежь всем.
Кто приносил туда залог мечты заветной,
Кто мысль, кто плод труда, кто приходил ни с чем…

Со всеми одинаково утонченно-вежливый в поведении, он старался помочь каждому. Сейчас он принимал горячее участие в судьбе украинского парня – крепостного Тараса Шевченко, потому что для него, как и для его друзей, судьба таланта не была безразличной.

Он встретил Жуковского по-домашнему в халате – высокий, красивый старик с седыми волосами до плеч.

– Карл Павлович уже ждет вас, Василий Андреевич, – сообщил он, радостно приветствуя гостя. – Пойдем, за ужином все обсудим.

С ним жила его любимая младшая дочь Анна, или Анолит, исключительно образованная на то время и талантливая девушка. Говорили, в нее, единственную женщину в своей жизни, был влюблен Николай Васильевич Гоголь, но у нее не было желания выходить замуж и жила она у отца.

Анолит приветливо пригласила гостей в столовую. На ужин подали картофель с жареным луком и ростбиф. Брюллов и Жуковский за этим скромным ужином чувствовали себя, как всегда, в приятной, дружественной, «своей» атмосфере.

– У вас счастливая рука, Михаил Юрьевич, – улыбаясь, промолвил Жуковский, – поэтому я предлагаю лотерею-аукцион провести у вас. Ведь к вам и высокие особы с охотой придут, у вас большой прекрасный зал. Можно будет устроить сначала концерт.

– Я и мой дом всегда к вашим услугам, вы это знаете, – склонил приветливо голову с волнистыми волосами граф Виельгорский. – Я рад буду прислужить этому делу.

– И надо как можно быстрее, как можно быстрее! – нервно заговорил Брюллов. – Портрет уже давно готовый, и наконец эта свинья, его хозяин, согласился, – он все время тянул, а теперь, когда узнал, что Василий Андреевич и вы причастны к этому, изменил политику. Надо быстрее вытащить человека с этого ярма.

– Желательно было бы, чтобы важные особы приняли участие в лотерее, – промолвил Виельгорский.

– Ну, на этот раз мне все равно в чьи руки попадет труд моих рук, – лишь бы быстрее деньги, – запальчиво сказал Брюллов.

Виельгорский и Жуковский переглянулись. Они знали, что Брюллов, несмотря на желание императора, все ж таки не начинает портрета ни с него, ни с его семьи и вообще держится независимо.

В середине апреля 1838 года в камер-фурьерском журнале дворца его величества, где велась запись всех событий и всего, что случалось за день, было записано:

«Время проводили концертом и аукционом».

И концерт, и аукцион состоялись в зале дома графа Виельгорского, на Михайловской площади.

На этом аукционе, в котором приняла участие семья царя, императрице достался портрет Василия Андреевича Жуковского работы прославленного художника Карла Брюллова.