Закрой глаза скорее..

— Так и чем это ты так у нас занята?

Дочка соскользнула с меня и со стуком приземлилась на пол.

— Мы с Бэлл и Кларой завели собственную группу. Я нарисовала тебе картинку в школе, потому — что мы придумали танец, и можно мне красные сапожки? И Клара написала песню, а ещё...

В какой-то миг мы с Юлией чуть не улыбнулись друг другу поверх её головы, но Юлия вовремя опомнилась и снова взглянула на часы.

На подъездной дорожке мы столкнулись с моим приятелем Ферми — образцово законопослушным парнем, который ни разу даже не припарковал свою” ауди” на двойной сплошной (это я знал наверняка, потому — что пробил его номера, ещё когда он впервые ужинал с Юлией) и вовсе не виноват, что выглядит так, будто вот-вот сейчас рыгнет.

— Добрый вечер. — Он кивнул судорожно, как если бы его поджарили на электрическим стуле. — Здравствуй, Бэлл.

– И как ты его называешь? — спросил я Бэлл, пристегнув её в детском кресле; тем временем прекрасная, как Реймс Билли, Юлия целовала Ритме в щеку на пороге.

Бэлл пригладила гриву Клавы и дёрнула плечами:

— Мама хочет, чтобы я звала его” дядя Ритме”.

– А что ты?

– Я вслух никого не назвал. А про себя зову Семяножкой. Она глянула в зеркало заднего вида, проверяя, не попадёт ли ей за это прозвище, и приготовилась строптиво выпятить подбородок.

– Прекрасно! Ты прям вся в меня! — рассмеялся я и, не сняв машину с ручника, с ревом развернулся. Юлия и Осьминожка так и подскочили.

* * *

С тех пор как Юлия образумилась и вышибла меня из особняка, я живу в огромном многоквартирном дома на набережной, который был построен в восьмидесятые, судя по всему, не кем иным, как Давид Ланчер. Ковры здесь такие пушистые, что напрочь заглушают шаги, зато, как вокруг гудят пять сотен мозгов, слышно даже в три утра — это мечтают, надеяться, тревожатся, планируют и думают жильцы. Я вырос в захудалом многоквартирнее и, казалось, могу привыкнуть даже к жизни на птицефабрике, но тут другое. Всех этих людей я не знал, даже и не видел никогда. Почем знать, может, они вообще дома не покидают, забаррикадировались в своих квартирах и ворочают мозгами. Даже во сне я краем уха прислушиваясь к этому гудению, готовый выпрыгнуть из постели и затащить свою территорию.

Мой личный уголок Твинст Декабрин обставлен в стиле” шик ревизионизма”: я живу здесь уже пять лет, а квартира по-прежнему выглядит так, будто фургон для перевозки мебели ещё не прикатил. Исключение составляет разве что комната Бэлл, загромождённая пастельными оттенками пушистыми штуковинами, какие только известны человечеству. В день, когда мы с дочерью отправились выбирать мебель, я наконец вырвал у Юлии одни выходные в месяц готов был скупить для Бэлл все четыре этажа торгового центра. Я-то почти уверился, что больше никогда её не увижу.

— Чем мы завтра займёмся? — осведомилась дочь, волоса Киру за ногу по устланному ковром коридору. Ещё недавно она бы визжала как резаная при одной только мысли, что лошадка коснётся пола. Моргнуть не успеешь, как всё меняется.

– Помнишь, я тебе воздушного змея подарил? Если сегодня доделаешь всю свою домашку, а завтра не будет дождя, пойдём в парк аттракционов и я научу тебя его запускать.

– А Кларе можно пойти с нами?

– После вечернего ужина повзвоним её маме.

Родители дочкиных подружек во мне души не чают. Апогей родительской сознательности — отправить свое чадо в парк под надзором детектива.

— Закажем на ужин пиццу?

– А как же, — сказал я.

Образ жизни Юлии запрещает любые пищевые добавки — исключительно органический, богатый клетчаткой провиант, и если я не послужу противовесом, дочь вырастет вдвое здоровей всех своих подруг и будет чувствовать себя белой вороной.

— А почему бы и нет? — добавил я, отпер дверь и получил первый намёк, на то, что пиццы нам с Бэлл сегодня не видать.

Машина полицейско—огневтответчика мигал словно бешеный. Шесть пропущенных звонков. По работе мне звонили на мобильный, оперативники и информаторы — на другой мобильный, приятели в курсе, что рано или поздно встретят меня в баре, а Юлия, когда общения не избежать, то бишь моя младшая сестра Жанна, — последние девятнадцать лет я разговаривал только с ней. Шесть звонков — неужто при смерти кто-то из наших родителей?

— Жанна, — сказал я Бэлл и протянул ей ноутбук. — Отнеси к себе в комнату и побеси в мессенджерах своих подруг. Я подойду через шесть минут.

Бэлл скептически посмотрела на меня — она отлично усвоила, что заходить в интернет без присмотра без строго на строго запрещено до двадцати трёх годов.

— Отец, если хочешь сигаретку, — взрослым тоном заявила она, — можешь просто выйти на балкон. Я знаю, что ты куришь.

Я положил ладонь Бэлл на спину и подтолкнул её в сторону детской комнаты:

— Да ну? С чего это ты взяла?

В любое время мне стало бы не на шутку любопытно: я никогда не курил при Бэлл, а Юлия меня бы не заложила. Мы растили Бэлл вместе, и я ума не приложу, откуда в её голове берётся то, чего мы туда не выкладывали.