Закрученный

У нее уже были татуировки на спине, чтобы защитить от контроля над разумом и физических увечий. Теперь он хотел, чтобы она также была неуязвима к смертельным проклятьям, а заодно к заклинаниям боли, паники, слежки и к магическим иллюзиям — сцены с Такером ему хватило за глаза.

— Погоди, погоди. Стой, — Райли помотал головой, напряжение сошло на нет, стоило заглянуть в ее лицо. — Твой отец увидит, если на руках.

Да, она это понимала. И это бы однозначно имело значение, если бы она когда-нибудь планировала вновь с ним встретиться.

Ее охватила тоска по дому, слезы внезапно брызнули из глаз.

Ее не было всего две недели, но она уже безумно скучала по папе. И все же ей нужно держаться от него подальше. Не стоит втягивать его в их сверхъестественную войну.

Вместо ответа она, однако, села на край кровати и закатала рукава.

— Хватит тянуть резину. Приступай.

— Ты правда не собираешься возвращаться назад? — спросил Такер. В кои-то веки в его голосе не было сарказма, дерзости или прямой грубости.

— Нет, не собираюсь. Райли, — ее голос звучал ровно, она вытянулась на скрипучем матраце, молясь, чтобы там не было клопов. Или еще кого похуже. — Приступай.

Пока она не струсила.

Он осмотрел ее, перед тем как подойти ближе, присесть рядом на колени и положить ее руку себе на бедра. Прикосновение. Палящее как солнце, уводящее землю из-под ног, необходимое как воздух.

Каким-то чудом ей удавалось сохранить невозмутимое выражение лица.

— Ты изменилась.

— За две недели? — она хотела фыркнуть, но не получилось. Он прав.

— Ага, — он уже разложил инструменты на тумбочке, чернила наготове. Он поднял тату-машинку и глубоко вонзил иглу. Краткое мгновение боли, постоянное жжение и жужжание моторчика.

Может, тоска по дому закалила ее — она ни разу не вздрогнула.

— Думаешь, я изменилась к лучшему?

«Стоп, — одернула она себя. — Не выпытывай. Тебе может не понравиться ответ».

— Мне нравилось, какой ты была.

В его голосе звучала горечь. Ей надо допытаться.

— То есть слабой? Зависимой от тебя?

— Ты не была слабой.

— Ну и сильной я не была.

— А теперь стала? — Ай.

— Больше, чем раньше. Так я тебе больше не нравлюсь?

«Почему ты продолжаешь допытываться?» — спрашивала она себя.

— Нравишься. Мне не нравится твоя компания, — добавил он громче.

— Какая скукота, — сказал Такер, подходя к кровати. — Кто-нибудь, развлеките меня.

Они сделали вид, что не слышали.

— Как ты умудрилась связаться с Такером? — спросил Райли. Его хватка стала жестче. — И я не про то, как вы замутили. Если только ты не хочешь мне что-то рассказать. И если в этом все дело…

— Нет, не в этом, — с пылом заверила она его. Может, между ними все кончено, но она не хотела, чтобы он думал, что она сразу перескочила на Такера. — После того, как Эйден был заколот — что я еще не простила, — добавила она также громко, как Райли до этого, — Такер нашел меня. Он увидел, как я ухожу из дома с сумкой и пошел за мной.

— Когда я пошел за тобой, ты сделала все, что было в твоих силах, чтобы потерять меня. А его ты оставила рядом.

Ага. Это была горечь, в чистом виде, пылающая ревностью. Даже больше — он произнес «его» с таким отвращением, с каким Райли мог бы обсуждать сильный понос.

В его картине мира это могло быть одно и то же.

— Да, — она смягчила тон, — но я боялась причинить тебе вред.

— Как мило, Мэри Энн, — сухо сказал Такер. — Очень мило.

Они сделали вид, что не слышали.

Райли замер. Затем он отложил тату-машинку и потянулся к ней. Его пальцы провели по ее подбородку, лаская. Мэри Энн не собиралась, но поддалась прикосновению этих знакомых мозолистых рук, закрывая глаза. В это мгновение они были одни в целом свете.

Она вдыхала его, притворяясь, что она была обычной девчонкой, он обычным парнем, и все вокруг было самым обычным. Этот естественный, землистый запах напоминал ей о мире вокруг, и ей хотелось большего, она отчаянно нуждалась в большем… Пока не вспомнила, что случилось с последними ночными существами, которых она встретила. Больше притворяться она не могла.

Они бились в конвульсиях, их кожа бледнела… бледнела… пока они не стали белее мела, напоминая хэллоуинские декорации. Под их глазами залегли темные круги, их губы потрескались, они кричали. И кричали, и кричали, и кричали. Невыносимая боль.

— Мэри Энн.

Наверное, он почувствовал, как она окаменела. Ее ресницы распахнулись, и она увидела, как Райли обеспокоенно хмурится. Обеспокоенно. Нет-нет-нет.

— Я сделала это с тобой? — выпалила она. Могла ли она его опустошить, хотя бы на капельку?

— Я в порядке. Ты ничего мне не сделала.

Значит, он беспокоился за нее. Она расслабилась, но совсем слегка. Почему он такой замечательный?

— Ты ведь скажешь мне, если я сделаю?

— Конечно, я же не из молчаливых терпил.

Нет, не из них. И она всегда его любила за это.

— Как ты? — спросил он. — Ты хорошо… питаешься?

— Пока нет. Все это время я жила за счет моего чрезмерного злоупотребления, но чувство наполненности проходит, — призналась она. — Я очень скоро проголодаюсь.

— «Очень скоро» еще не сейчас. У нас есть время.