Первой опомнилась коза. В ней снова проснулось дикое животное. Не подготовленных к нападению, разомлевших от смеха, она стала бодать нас и топтать копытами. Возможно, под копыта мы попадали сами. Зато я отчетливо запомнил, как ей удалось подцепить на рог кефирную бутылку, и этой бутылкой она нас тоже била.
С трудом вырвавшись от сумасшедшей козы, мы пошли в лагерь. По дороге мне удалось привести в порядок свои мысли. Постепенно эти мысли превращались в горячие слова, обращенные к отряду:
«Друзья! Пионеры! Я хочу вам открыть горькие, как горчица, и кислые, как уксус, истины. Почетное право их открыть я завоевал в битве с психической козой, и прошу выслушать меня, не перебивая. Слушайте же меня, друзья, и знайте! Вся история с соревнованием за привес не стоит разбитого шарика от пинг-понга. Кому он нужен, этот глупый привес?! Мы не домашние животные, в том числе не козы и не поросята. Людям необходимы наше здоровье и бодрый дух, а не жир, даже если он сортом выше, чем вологодское масло. Скажем же «да!» соревнованию в учебе и спорте, и крикнем громкое «нет!» соревнованию за толстый живот! Чтобы хорошо питаться, не надо затевать борьбу. Надо только добросовестно пережевывать и обязательно глотать нашу замечательную калорийную пищу. И говорить спасибо».
Это была красивая речь. Думаю, не хуже речей знаменитого древнего оратора Цицерона в Римском сенате, которые постоянно хвалит наш учитель истории Семен Семенович. А он зря хвалить не станет — мы-то уж точно знаем.
Подойдя к лагерю, мы увидели Костика Соболева. Он куда-то мчался с недозволенной скоростью. При всеобщей борьбе за привес такая скорость мне показалась подозрительной.
— Эй, соревнующийся, — крикнул я, — растрясешь килограммы!
— Имеем право! — Костик круто свернул со своего курса и подскочил к нам.
Оказалось, что в наше отсутствие в лагере произошли важные события. В медчасти мнимых больных разоблачили задолго до того, как они успели показать все симптомы своих заболеваний. Ниточка потянулась дальше. Узнав в чем дело, отрядные вожатые и воспитатели ахнули. Состоялся большой и полезный разговор. Борьбу за привес признали никчемной затеей, а также медвежьей услугой, которую мы оказали собственному здоровью и — что особенно важно — самим принципам соревнования. Оба отряда всё хорошо продумали, взвесили и прочувствовали.
Сообщение Костика меня глубоко задело. Моя пламенная речь на уровне Цицерона теперь не требовалась никому. Образец ораторского искусства бесповоротно пропал. Его можно было выкинуть на помойку.
— Сейчас-то куда бежишь? — поинтересовался Вовка Трушин у Костика.
— На спортплощадку. Затеваем соревнование за прирост. Какой отряд на сколько сантиметров вырастет. Хочу на перекладине повисеть полчасика. Чтобы вытянуться…
«Речь пока не надо на помойку, — подумал я. — Пригодится!»
Ка че?
В нашей школе ребятам до восьмого класса часов носить не разрешают. Строгости страшные, проверки каждый день! Обнаружат часы, отдадут завучу Ольге Александровне, и они лежат у нее, пока кто-нибудь из родителей не придет. Никто не знает, сколько до звонка — изводятся все ужасно. Мишка нашел выход из положения еще в четвертом классе, когда папа подарил ему «Ракету»: стал носить часы на ноге. Скоро год их носит, и ни один проверяющий часов не отыскал. Мы всегда знаем время с точностью плюс-минус сорок пять секунд — такое отклонение в суточном ходе часов допускается инструкцией.
Как-то Костик спросил:
— Послушай, Сазонов! Будь любезен, если не трудно, скажи, пожалуйста, который теперь может быть час? Сколько осталось минут до конца урока?
Мишка как-то странно посмотрел на Костика и не ответил. Задумался. Тот раза три спрашивал, прежде чем Мишка отвлекся от одолевших его мыслей. Костик смертельно обиделся — он у нас душевно ранимый.
— Зачем, — упрекнул я Мишку, когда шли домой, — Костика расстроил?
— Нечаянно. — В Мишкиной голове всё еще шел активный процесс мышления. Он повернулся ко мне: — Ты в вопросе Костика не заметил ничего интересного?
— Это ему было интересно, который час, — сказал я. — А ты молчал… Трудно, понимаешь, ногу поднять!
— Вопрос, который задают очень часто…
— Еще бы, — хмыкнул я. — Миллионы людей на земном шаре спрашивают у других миллионов о времени чуть ни каждый миг. И получают, между прочим, ответ! Один Костик остался без ответа.
— В том-то и ужас, что миллионы, — вздохнул Мишка. — Знаешь, сколько слов в вопросе Костика? Обрати внимание: послушай — раз, Сазонов — два, будь — три, любезен — четыре… — Мишка помнил всю фразу. — …Осталось — шестнадцать, минут — семнадцать, до — восемнадцать, конца — девятнадцать, урока — двадцать. Занимает четверть минуты, не меньше!
— Если пятнадцать секунд, — догадался я, куда гнет Мишка, — помножить на миллионы, получатся тысячи часов…
— Их человечество расходует совершенно напрасно! — воскликнул Мишка. — Впустую!