Закрытие темы

Ведомый, а ведут его тропинкой вдоль берега, он убеждается с каждым шагом, как сильна над ним власть опеки. Он понимает, что никакой себе здесь не хозяин, – где ж твоя самостоятельность, Ласточка? Нет её. Таинственная необходимость исподволь, ненавязчиво требует подчиниться, и он подчиняется. Подчиняться всегда досадно, но не только досадно Ласточке: то беспокойством, то почему-то вдруг радостью отзывается запах кипрея, сумрачность неба, стынь, близость бегущей воды. Он ещё пытается сделать так, чтобы выражение независимости на его лице было б заметным, он произносит слова, как бы желая знакомству придать качество непринуждённости, называет чуть-чуть с вопросительной интонацией то, что видит: «Колодец… (дескать, колодец), – туча… (дескать, туча), – яма какая… (вот, мол, какая яма)» – будто подбирает их, эти слова, для будущей прозы. Лиза неразговорчива, она идёт впереди. Косынка на ней голубая. «А дерево как обгорело. Тополь».

– Прошлым летом ударило, – говорит Лиза.

Из-под ног вылетают ласточки, но гнёзд их не видно. Берег уж очень крут – это обрыв.

– Вы это как, Лиза, что? – спрашивает Ласточка, пугаясь вопроса.

– А я в ночь работаю, – отвечает Лиза.

Они спустились в ольшаник.

– Я хотел спросить, вы кто? – Он имеет в виду род занятий: свинарка, звеньевая, пастух…

– Я Шамякина.

– Шамякина? Так это ваш отец председатель? А где ж Фёдор… Федот… Федот Васильевич?

– Он, может, не будет с неделю…

– Как не будет? Будет.

– Может, не будет, не знаю.

– Да нет, должен быть.

Идут по полю. Ласточка задумчив. Что-то не так.

– А что, Лиза, кто в этом доме жил?

– В каком доме?

– Ну, где я живу.

– Священник жил, отец Павел звали.

– А где сейчас живёт?

– Не знаю, не живёт больше.

По грибы, по ягоды…

– А Быстрова где живёт, Антонина?

– Тонька? Её не будет сегодня.

– Почему не будет, Лиза? Я ж к ней приехал.

– У ней брат в Березовке болеет.

– А как же я?

– У ней брат в Березовке.

– Лиза!

– Ай?

– Лиза, куда мы идём?

– В бор. Если вам мокро, давайте воротимся. Или устали.

– Я не устал.

– Вон, сыроежку не видите.

– Странно.

Странно. «Приезжал корреспондент, задавал вопросы, задавал вопросы он всё про опоросы…»

– … А дальше, а дальше? – пытает Ласточка.

– А дальше, – продолжает рассказывать Шамякина Лиза (впрочем, без особого энтузиазма), – в один их загон. Только сейчас так не делают.

– Почему не делают?

– Не делают. Вы не пишите об этом.

– Я не буду. Я так, для себя.

– Для себя ладно. В один загон выпускают. Они поначалу помяться должны.

– Что сделать?

– Помяться. Бой у них будет. Они как разделятся парами, тут же друг дружку в низ живота, а клыков нет, удалёны. С клыками насмерть дерутся, а тут, без клыков, кто первый устанет. Устал – значит, в сторону, и визжит, что побили. А кто сильней, тот с другим, тоже сильным. А потом двое останутся, кто за главного, таких надо водой из ведра обливать, самых здоровых, до часу дерутся…

– Водой-то зачем?

– Чтобы сердечко не лопнуло. А то перегреются.

– Ну, победил один, а дальше что?

– Всё.

– Вместе живут?

– Могут вместе. Знают, кто главный – не дерутся. Спокойные.

– А как же клыки удаляют? Они ведь – подойти страшно.

– Дак это с верёвкой. В рот надо петлю засунуть, ну петля, знаете? и затянуть, чтобы за нос, а другой конец к столбу или к дереву. Он верёвку натянет, а куда денешься? Ногами упрётся и встанет как вкопанный, тут-то пасть у него сама и откроется. (Лиза смеётся.) Знай да пили.

– А чем пилят?

– Ножовкой.

– Страсти какие.

– Какие страсти! Даже не пикнет.

Ласточка пьёт молоко. На очереди картошка с луком. Завтра баба Таня принесёт ему утром солянку, что-то грибное. Всё, что нашёл, отдал приготовить Лизе. Он выписывает слова: «Лифостротон. Аваддон. Хризолит». Надо расширять словарный запас, мало ли о чём придётся писать. «Диадема. Скиния. Пакибытие. Перстный». Забыл спросить, есть ли у них на селе ячейка воинствующих безбожников.

А в детской книжке все картинки раскрашены фиолетовым карандашом. И Лазарь убогий, и блудница, и апостолы в лодке – все фиолетовые, и парус, и само море, и поросята на горе. За окнами темно. Мышка скребётся под полом. Сверчок. Всё как надо в деревне.

«Тут на горе паслось большое стадо свиней, и они просили Его, чтобы позволил войти в них». Это он уже где-то читал. Может всё пригодиться. Он выписывает.

«… Бесы, вышедшие из человека, вошли в свиней, и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло».

Ну да, известное место.

Ласточка смотрит в окно: думает.

Был такой случай, кажется, под Новгородом (слышано от Павловского). Секретарь одного из райкомов столкнулся с трудностями: шёл сбор денег по подписке на заём укрепления обороны, и не всё ладилось. Вызвался подсобить поп местного прихода, он просил, чтобы ему разрешили пройтись по деревням с крестным ходом. Ему не препятствовали. Прошёлся, распространил облигации. Тут-то их всех и к ногтю – и секретаря, и служителя культа.