Он обнял меня за плечи и повел по парадной лестнице на второй этаж. Я залюбовался изысканной обстановкой. Каждая деталь, каждый штрих были безупречны: мраморные арки с гладкогрудыми ангелами, склонявшимися над проходящим, старинные часы и лампы, чья форма повторяла изгибы комнат. Незнакомец тоже шел плавно, как бы обтекая каждый поворот. Женщина внизу вносила единственный диссонанс: казалось, кто-то исторг из инструмента фальшивую ноту. Лукавая, безумная мысль мелькнула у меня: неужели надо мной насмехаются? Может, появление представительницы «белой голытьбы» призвано напомнить мне, кто я есть? Или это у меня разыгралась паранойя? Кто знает, не предпочитает ли незнакомец именно таких Кэндис? В конце концов, Билл Клинтон обладал самыми широкими возможностями, но вспомним вереницу тех, за кем он бегал. Всегда будут сенаторы, которых застанут со спущенными штанами в придорожных мотелях, где они пробуют на вкус разные способы саморазрушения. Так что же это — порок или пародия? Получилось, конечно, смешно, но вопрос в том, кто над кем смеется: я над ними или они надо мной?
Через маленькую дверь мы вошли в кабинет. В центре стоял дубовый стол, вдоль стен тянулись книжные полки, заставленные не книгами, а сувенирами со всего мира: африканскими масками, индийскими идолами, индейскими тотемами и сотнями других, незнакомых мне артефактов.
На одной из стен висела огромная карта мира, где весь свет распластался на двух плоских эллипсах. Из карты торчали сотни булавок, отмечавших разные города.
— Вы побывали во всех этих местах?
— Да. — Его глаза блеснули. — За много лет, разумеется.
Мое внимание привлекла потертая маленькая карта, висевшая в рамке на стене.
— Одна из оригинальных карт поисков на Бимини.[8] Там я немного задержался, — засмеялся он.
Незнакомец не ходил за мной по пятам, позволяя бродить вдоль полок.
— Что это? — спросил я, глядя на толстую закупоренную бутылочку с желтой жидкостью, напомнившую мне уроки химии в старшей школе.
— А. — Мужчина пересек кабинет и приподнял бутылочку. — Это аква регия. Царская водка, смесь соляной и азотной кислот. Знаменита своей способностью растворять золото.
Он взял ручку со стола, что-то настрочил в блокноте, вырвал страницу и протянул ее мне.
Au + 3NO3+ 6H+ → Au3+ + 3NO2 + 3Н2O
Au3+ + 4Cl → АuCl4-
Я кивнул, будто что-то понял, и спросил:
— Вы химик?
Он рассмеялся:
— Вы так удивлены…
— Нет, я только… Я полагал, вы юрист.
Мужчина промолчал.
Я замялся:
— Ведь вы же связаны с…
Он с любопытством посмотрел на меня:
— Химия — мое хобби, но эту царскую водку смешивал не я. Эта мензурка, как и другие вещи в этой комнате, имеет историческую ценность.
Он снял мензурку с полки и поднес ее к лампе. Она засветилась желтым светом.
— Это было среди возвращенных сокровищ, награбленных нацистами. Все пороки человеческого ума воплотили нацисты: страстную жажду власти, слепое подчинение вождю, бредовые иллюзии о сверхчеловеке, которые привели к подлейшим зверским массовым убийствам. Скажи, Джереми, ты видел Нобелевскую премию?
— Нет, сэр.
— О, она весьма красива. — Правым указательным пальцем он очертил кружок размером с ладонь. — Двести граммов 23-каратного золота, а на реверсе портрет Альфреда Нобеля и даты жизни римскими цифрами.
Он взял листок из моей руки и написал на нем:
NAT — MDCCCXXXIII
OB — MCCCCXCVI
— На аверсе гравируют имя победителя и сферу его деятельности. Премия вручается ежегодно в Швеции его величеством королем.
Его взгляд затуманился, словно он представил себе, как король сжимает ему плечо и вкладывает в ладонь медаль.
— Знаешь, что сказал поэт Йитс, принимая Нобелевскую премию?
— Нет, — ответил я в сотый раз за вечер.