Закрытый клуб

«Бентли» остановился в городском квартале, шумном и ярком. Надо мной возвышался небоскреб — серое здание в стиле ар-деко с каменными цветами и медузами над третьим этажом. Стекла покрыты городской копотью. «Бентли» стоял посередине длинного здания — табличек с названием улицы я не мог разглядеть ни справа, ни слева. Водитель отступил назад и кивнул в направлении входа в здание, после чего снова наклонил голову. Это показалось мне намеком, и я вошел, как важная персона. «Да знаете ли вы, кто я такой?» — говорила моя походка безразличным пешеходам, спешившим по улице. Случайный автолюбитель проводил меня глазами.

Швейцар, слегка поклонившись, жестом пригласил меня внутрь и улыбнулся:

— Мистер Дэвис?

— Да.

Он произнес мое имя с особым ударением, словно оно что-то значило.

— Двадцать восьмой этаж, пожалуйста. Вас ожидают.

В лифте оказался лифтер, он закрыл дверь и поднял рычаг. Подъем получился быстрым, без остановок. На двадцать восьмом этаже лифтер остановил кабину и любезно улыбнулся:

— Приятного вечера, сэр.

— Вам тоже.

Дать ему чаевые? После покупки нового костюма у меня на счете наверняка меньше, чем у лифтера. Я уже решил не просить денег у родителей до весеннего чека по займу. Они и так залезли в долги, чтобы помочь мне с обучением в университете Лиги плюща. Больше просить не стану.

Я спохватился, что не знаю, в какую комнату идти, но в конце коридора приоткрылась дверь, из-за которой с улыбкой выглянула очень эффектная пожилая (за шестьдесят) женщина.

Ее серебристо-белые волосы — каре, колеблющееся между профессиональным и чувственным, — были заложены за большие уши. Она подняла руку и заправила несколько выбившихся прядок пальцами музыкантши, медленно проведя ногтями по кромке уха. Ее лицо я счел аристократическим. Серый костюм с белоснежной блузкой облегал стройную высокую фигуру. Когда я подошел ближе, незнакомка сказала: «Пожалуйста», — и отступила, пропуская меня.

Она провела меня к обитому бархатом креслу посреди комнаты, поставленному как бы перед театральным партером, занятым исключительно женской аудиторией. Все были пожилые — за шестьдесят, семьдесят, даже за восемьдесят, — и все замечательно хороши: элегантны и со следами прежней красоты. Женщина, встретившая меня у дверей, села в этом ряду последней. В комнате веяло сдержанной властностью, как на историческом собрании жен сенаторов или, в недалеком будущем, на встрече сенаторов в отставке. Стены были выкрашены каким-то особенным оттенком красного, между алым и цветом фуксии, а нижняя часть отделана панелями светлого дерева. Этот странный, мягкий цвет почти пульсировал. В этой просторной комнате я был единственным мужчиной.

Дама в фартуке и чепце внесла серебряный поднос с чашками.

— Благодарю вас, Беатриса, — произнесла леди аристократической внешности. Про себя я решил называть ее «мисс Серебро», поскольку подлинные имена на этих сборищах были под запретом. Мистер Кости и мисс Серебро, две части большой шарады. Она взяла чашку, после чего Беатриса подошла с подносом ко мне.

— Угощайтесь, — сказала мисс Серебро.

Я кивнул, и мы с ней отпили из наших чашек.

— Итак, — промолвила она, — вам удобно сидеть?

— Да, благодарю вас.

— У вас есть к нам вопросы?

Они со мной шутки шутят? Не имея самообладания, я решил выказать его и воздержаться от миллиона вопросов, вертевшихся на языке.

— Что за цвет у стен? — брякнул я.

Мисс Серебро немного удивилась.

— Цвет амаранта. Как в стихах: «Невянущим Цветком Благие Духи кудри украшают лучистые свои». Джон Мильтон. — Она пожала плечами.

Оглядываясь назад, скажу — зря я тогда спросил про краску.

Все смотрели на меня и молчали. Большинство женщин сидели в тени. Я видел только смутные очертания их удлиненных лиц.

Я заерзал.

— Успокойтесь, — улыбнулась мисс Серебро. — Нам некуда спешить. — Она что, слушает Барри Уайта? «Медленнее, детка, не торопись». Я подумал: если сегодняшний вечер закончится оргией восьмидесятилетних, участвовать не буду. Всему, знаете ли, есть предел.

Она отпила из чашки. Я сделал то же самое. Мы долго сидели в молчании и допивали чай.

Вскоре мне стало тепло, и я расслабился.

— Как вы себя чувствуете, Джереми? — любезно спросила мисс Серебро. Ее лицо показалось мне светлее и оживленнее.

— Хорошо, — ответил я. В пальцах рук и ног началась приятная вибрация, а голос прозвучал как бы издалека.

— Хорошо, — отозвалась она, глядя на меня с легкой улыбкой, и снова отбросила волосы тонкими изящными пальцами, проведя кончиками ногтей по кромке уха.

Комната начала медленно кружиться. В ушах зашумела кровь.

Я засмеялся.

— Чему ты смеешься, Джереми?

Это прозвучало так, словно три человека задали мне вопрос одновременно.

— Не знаю.

— Это ничего, — улыбнулась мисс Серебро безукоризненно белыми зубами. Мне она очень нравилась.

Она задержала на мне взгляд. Одна из женщин кивнула. Мисс Серебро откинулась на спинку своего кресла, положила тонкие руки на подлокотники, наклонила голову.

— Джереми, мы же с тобой друзья, правда?

— Да, — улыбнулся я.

— У меня к тебе вопрос. Ты будешь со мной честен? — В ее голосе прозвучала обида.

— Конечно.