Закрытый показ. Книга стихотворений 2012–2017

Не люблю разговоров
о женщинах и мужчинах.
Мой персонаж, однако, мужчина.
О женщине будет после.

Ни разу в жизни

ему не изменяли женщины.
Он изменял, не считая изменой,
оправдывался эректильной дисфункцией.
Измены лежали стыдливы и неполноценны.

Ближе к пятидесяти захотел подросткового секса,

слушал группу «Japan» и слушал «Black Sabbath»,
говорил: это настоящий секс!

Смотрел «Основной инстинкт»,

говорил: фильм о любви и влечении к смерти.
смотрел «Криминальное чтиво» и говорил то же самое.

Ему легче было вожделеть, чем ложиться и вставать.

Он просто не знал, что делать с телом женщины
от внезапного нежелания.

Но какая-то завелась в его странном белье.

Уже много лет с ним,
всё так же прекрасна. Смотрит он на других.

Ближе к шестидесяти стал рыцарствен и сентиментален.

Начал писать биографию Гитлера.
Придумал, по-видимому сознавая обречённость идеи,
(говорил, что любит обречённость):

«Хотелось бы воплотить сюжет,

где призрак становится женщиной и остаётся с героем.
А может, и не остаётся.
Счастливая сказка!»

Рассказ начинается так:

бабкин дом был старый.

Он и сам напоминал бабкин дом.

Непрорисованный
супернатурализм.

Он мог оказать социальную секс-помощь

одиноким,
ещё привлекательным,
хрупким,
болезненным,
но
так и не понял, что именно в этом его призвание.

2. «Она верила…»

Она верила тому,
что говорят в глаза.
Расстраивалась ребёнком,
узнавая, что говорят за глаза.

Что зла,

что ревнива.

Она не знала о ревности.

У неё даже не было женских проблем,

а вторичная аменорея с пятнадцати лет.

Вожделение справедливости

было слаще ревности и обиды.
Она, к сожалению,
не умела ни того, ни другого.

Если ещё раз послушать песню Нау «Ален Делон»,

картинка будто бы сложится:
лучше секса
музыка и кино,
они дают неоспоримое наслаждение,
без мастурбации.

В какой-то момент маленькой жизни

понадеялась отлежаться в койке:
всё что осталось.

С книгой,

фильмами,
музыкой.

Но жестокая полковая труба

снова и снова
вызывала:
одеваться,
принимать душ,
красить брови,
покупать вещи
(что она так любила когда-то),
выходить из дома
(как будто её могли где-то принять),
что-то значить в своём роде занятий
(как будто её достижения ценили коллеги) —
и прочая, прочая с ними.

Единственное, что было её без остатка —

чувство города.
По счастью, она не отличала домов от гор
деревьев от деревьев,
могла есть всё, что покупала в ближайшем магазине,
видеть смешные сны.

Радость не значит,

что в жизни хоть что-то удалось.

Ей не выписали карточку на секс-помощь.

Она и не знала, что бывают такие карты.

3. социально-религиозный секс