Облизываю губы и зарываюсь во влажные складки. Всасываю клитор, в награду получая протяжный стон. Сжимаю ягодицы, держу мою девочку крепко, не даю пошевелиться. Посасываю ее складки долго, тщательно, упиваясь тихими стонами, слетающими с губ девушки. Проскальзываю языком в дырочку проникаю так глубоко, как только могу. Стоны моей девочки становятся все громче. Мила начинает ерзать на месте, пытается насадиться глубже.
— Антон, мне нужно… — бормочет. — Ты мне нужен… внутри.
Черт! Ну как ей отказать? Когда она такая горячая, податливая.
Снова втягиваю клитор в рот, перекатываю языком, посасываю и… резко выпрямляюсь. Вытаскиваю член из боксеров, подтягиваю Милу выше, одним толчком врываюсь в ее влажность.
Застываю. По позвоночнику ползут электрические импульсы, заряжают каждое нервное окончание. Тело горит от желания начать двигаться. Терплю. Даю Миле привыкнуть. Но всего мгновение. Одной рукой сжимаю крепче бедро девушки, второй обхватываю ее горло, тяну на себя.
— Готова? — хриплю, проходясь языком по нежной коже плеча. Короткий кивок срывает крышу.
Впиваюсь зубами в плечо Милы. Оставляю свою метку, одновременно начиная вколачиваться в девушку.
Двинаюсь быстро, жестко, не останавливаюсь ни на мгновение. Покусываю шею, ухо. Поворачиваю голову Милы. Губами заглушаю стоны, вырывающиеся из нее. Проникаю языком в рот, членом вхожу в еще глубже. В награду мышцы девушки сжимают меня как тиски.
Ты близко, милая, да?
Отпускаю бедро, тянусь к клитору. Сжимаю его. Прокручиваю. Мила протяжно стонет мне в рот. Царапает стекло, будто пытается схватиться за него, но ногти соскальзывают. Мила разрывает поцелуй, упирается ладонями в окно и начинает двигаться мне навстречу. Ох, твою же мать. Убираю руку с ее горла, обхватываю прыгающую грудь и сильно сжимаю, одновременно кружа по клитору. Вхожу в Милу быстро, жестко.
Ее стоны становятся рваными, волосы закрывают лицо. Сжимаю сосок, оттягиваю его, задерживаю и резко отпускаю. Надавливаю на клитор. Мила вскрикивает, стискивает меня так крепко, что у меня перехватывает дыхание. Дрожит. Мышцы трепыхаются вокруг члена. Подводят меня к грани. Перед глазами темнеет. По коже разливается волна электричества. Вхожу еще раз и едва успеваю вытащить. Сперма стреляет на спину Милы, застявляя девушку прогнуться еще сильнее.
Наслаждаюсь тем, как часть меня становится частью ее. Когда-нибудь… Нет! Скоро я кончу в нее! Да! В нее! Нам нужно об этом поговорить…
Подтягиваю к себе стоящее сзади плетеное кресло, плюхаюсь в него и тяну Милу на колени. Она откидывается на мою грудь, расслабляется.
Мы оба дышим тяжело, рвано. Прохладный воздух скользит по разгоряченной, влажной коже. Но мы не двигаемся. Приходим в себя. Поглаживаю живот Милы. Мысли уносят в сторону.
Стискиваю челюсти, понимая, что когда-нибудь придется продолжить разговор, начатый еще в зале. Я отвлекал Милу столько, сколько мог — мы в загородном доме моего отца почти сутки. Но тянуть больше смысла нет. Лучше оторвать пластырь сразу, пока рана не начала гноиться.
Крепче прижимаю Милу, набираю в грудь побольше воздуха, чувствуя, как скулы стягивает, а язык прилипает к небу.
Черт! Давай же, Антон! Ты же не слабак!
Вжимаю Милу в себя.
— Когда ты хочешь вернуться на учебу? — произношу жестче, чем хотелось бы.
Тринадцатая дверь. Антон. Терраса, Часть 2
Тишина длится всего мгновение.
— Ты, правда, будешь не против? — Мила пытается повернуться в моих руках, но я не позволяю, и она снова оседает.
— Я против! — выпаливаю первое, что приходит в голову. Мила напрягается. Поэтому приходится заставить себя успокоиться. Быстро вдыхаю, выдыхаю. — Я хочу тебя себе, — произношу спокойнее. — Но также я обещал, что буду прислушиваться к твоим желаниям. Поэтому… Когда ты хочешь вернуться на учебу?
Мила постепенно расслабляется. Снова откидывается на мою грудь и накрывает ладошками сцепленные на ее животе пальцы.
— Сначала нужно восстановиться. Я же брала академ, чтобы помочь брату, — ее голос пропитан печалью, а каждая мышца в моем теле наполняется сталью.
Воспоминания о брате Милы не давали мне спокойно спать этой ночью. Но я убежден, что сделал правильный выбор. Этот говнюк, подставивший сестру, не заслуживает спасения.
Но Мила мою реакцию воспринимает по-своему.
— Знаю-знаю, что сглупила, — быстро произносит. — Я не должна была идти у него на поводу. Но он же мой родной человек. Я не могла оставить его в беде, — печаль искажает голос Милы.
А я чувствую… вину. Перед глазами всплывает избитое лицо лысого амбала и по совместительству брата Милы. Когда он успел перейти дорогу Лешему? Может, эти придурки пытались подцепить тачку моего главного врага? Если так, я им сочувствую. Неоново-желтый, безвкусный Феррари — главная гордость Лешего. Но как они вышли на меня? Сто процентов братишка постарался.
— Антон… — Мила все-таки поворачивается в моих объятьях и заглядывает в глаза. — Ты меня слышишь? — надувает губки. Боже, какая она милая.