Закулисье Февраля. Масоны, заговорщики, революционеры

Я ответил им, господа, Члены Государственной Думы: “Я сомневаюсь, чтобы большинство Государственной Думы поняло вас. Кажется, общего языка, между вами и ими нет никакого”. Но я обязанность свою исполняю (слева и в центре голоса: напрасно), я вам передаю. И если напрасно, то сделайте то, что требует от вас гражданский долг настоящего момента.

Посмотрите на государство, посмотрите на то, что гибнет, и пойдите вместе с нами. Потребуйте немедленно через лиц, выбранных из этого собрания, от власти, чтобы с завтрашнего дня рабочее население и население столицы было привлечено, организовано к поставке продовольствия и кампании кормления города. Создайте в рабочих кварталах и в центре города обывательские комитеты, которые получили бы право распределять этот голодающий паек среди населения, и я утверждаю, господа, что когда вы позовете рабочих к организации, эту массу, она сделает все, что нужно будет сделать.

Но вот этими методами, этой встречей артиллерийскими солдатами и жандармами вы не создадите государства, которое могло бы хоть один день сопротивляться организованному врагу. Вы это должны сейчас сделать! Но вы молчите, вы не поднимаете вашего голоса, вы действенно не боретесь за то, чтобы власть безумная не губила государства, нам всем одинаково дорогого. И если вы говорите, что я сказал рабочим неверно, что у вас есть с ними общий язык, докажите это сегодня, и завтра потребуйте этого, обратитесь к власти с теми требованиями, которые я вам предлагаю.

Господа, положение слишком серьезно. Я знаю, что многие лица, стоящие у власти и не делающие политической карьеры, и многие лица, высоко стоящие на ступенях военной администрации, они это понимают, они говорят, что вы думаете, разве мы сами не знаем, что с тем, что поднимается, с этим движением мы никакими штыками не справимся. Но, не справившись штыками, они в это же время, господа, не имеют мужества, не имеют сознания гражданского долга пойти и сказать: мы требуем, чтобы во имя той крови, которая проливается на фронте, и за которую мы отвечаем, мы требуем, чтобы вы, власть, подчинились единогласно требованиям страны, и мы требуем, чтобы немедленно вы ушли с ваших мест (рукоплескания слева и в левой части центра; голоса: браво).

Когда же еще слова о том, что вы хотите спасти государство, когда еще эти слова могут и должны превратиться в дело, как не сейчас, когда появляется этот симптом, этот Невский проспект, который сейчас заполнен толпой из пригородов, разгоняемой солдатами в настоящий момент, когда я говорю с этой кафедры, когда появляется этот симптом краха государственного организма.

Будьте гражданами, встаньте на защиту того, что вы должны сберечь, потому что вы русские люди! Встаньте и скажите: мы требуем! И если этого не будет, я буду прав, когда говорил рабочим: между этими людьми и вами нет общего языка! Докажите, что он есть! Тогда мы откажемся от наших слов! (рукоплескания слева и в левой части центра)»

Стенографический отчет пятой сессии Государственной Думы четвертого созыва. Пг., 1917. Стб. 1649—1653.

Из воспоминаний Николая Федоровича Свешникова, рабочего завода «Старый Лесснер», члена Выборгского РК РСДРП

«В двадцатых числах райком принял решение принять меры к снятию с работ работниц на фабриках 23 февраля, когда празднуется Международный женский день. То политическое оживление, которое чувствовалось на заводах и фабриках в районе, а также заминка с хлебом в эти дни создали очень благоприятную почву для агитации. И все-таки мало кто подозревал и предвидел, что начавшаяся 23 февраля забастовка, главным образом на Выборгской стороне, и главным образом на фабриках, есть вступление в революцию.

Правда, движение принимало сразу интенсивный, а, главное, массовый характер. Перед вами мелькали лица работниц, подростков, юношей, у которых во взоре была написана решимость идти напролом, до конца… Все эти толпы, при полном сочувствии, легко сняли с работы еще 23-го почти весь район и даже часть Петроградской стороны…