Закулисье Февраля. Масоны, заговорщики, революционеры

Найденов, как и раньше, был против. Однако пожилого вожака уже мало кто слушал. Большинство предпринимательской Москвы вслед за вожаком предпочло воздействовать на упрямого государя способом на порядок эффективнее уговоров – всеобщей стачкой. Между тем Крестовников, в отличие от С.Т. Морозова, ни с Витте, ни с социал-демократами тесного общения не имел. В подробности плана, вынашиваемого погибшим родственником, едва ли посвящался, хотя, конечно, и Красина знавал, и с председателем Комитета министров виделся. Кстати, в памяти Витте Морозов и Крестовников остались неразлучной парой единомышленников. Тем не менее Григорий Александрович ведал не обо всех тайнах брата жены, что и понятно. Ведь иначе в Каннах могло случиться не «самоубийство» русского мецената, а несчастный случай с двумя фабрикантами из России…

В общем, Крестовников не мог замахнуться на то, что задумывал Савва Морозов. Перед ним стояла задача скромнее: вынудить царя учредить законодательную Думу. Посему координация с Витте предпринимаемых мер полностью отсутствовала. Московские купцы сосредоточились целиком на налаживании контактов с революционерами, авторитетными среди железнодорожников. И с большевиками, и с меньшевиками, и с эсерами, и с прочими агитаторами. Отъезд Красина существенно затруднил процесс. Потенциальные союзники в искренность «буржуев» не поверили. Им требовалось доказательство того, что сплоченность купцов – не пустой звук, что они умеют сообща драться до конца, до победы, и не бросят бастующих рабочих на полпути. Григорий Александрович Крестовников с товарищами таковое продемонстрировал.

В истории оно известно, как первый этап Всероссийской октябрьской стачки, охвативший десятки московских предприятий разных отраслей. Однако купечество общегородской протест не организовывало, а спровоцировало, невольно. В том размахе, которое движение приобрело, предпринимательская элита, в принципе, не нуждалась. Всеобщая стачка железнодорожников и служб связи – вот к чему она стремилась. Поголовная забастовка машинистов, ремонтников, телеграфистов и телефонистов Москвы автоматически влекла за собой паралич всей хозяйственной жизни страны. Старая столица – главный транспортный узел империи. Здесь сходились и отсюда расходились все главные дороги, все важнейшие линии технического сообщения. Надлежало всего лишь парализовать его и продержаться до тех пор, пока Николай II не осознает, что не репрессии или военная диктатура, а конституционная реформа – единственное средство разрешения политического кризиса.

Загвоздка с недоверием побудила предварить большую всеобщую забастовку малой. Акцию купеческой солидарности поручили провести одной из профессиональных корпораций. Выбор пал на печатников, с чем, кстати, согласились не все. Д.И. Филиппов, владелец хлебопекарен и знаменитой кондитерской на Тверской улице, полагал, что типографы должны разделить высокую честь с булочниками, и буквально силой заставил свой коллектив прекратить работу. Естественно, затея провалилась. Стачка пекарей, не всеобщая, конечно, продлилась три дня. 27 сентября выпечка свежего хлеба возобновилась повсеместно. К тому моменту всеобщая забастовка рабочих типографий отсчитывала пятые сутки.

Почин положила типография И.Д. Сытина, и не случайно. С лета на ней обсуждалась возможность улучшения условий труда. Хозяина убеждали сократить время работы до девяти часов, повысить зарплату, ввести пособия по болезни, инвалидности и беременности. 13 сентября администрация уведомила о частичном удовлетворении претензий. И что же? 19 сентября рабочие вдруг расширили перечень «пожеланий» до отмены сверхурочных и штрафов, введения оплачиваемых полностью отпусков – обычного ежегодного на две недели, по болезни на три месяца, и по беременности (до и после родов) на десять недель вместо шести, фигурировавших еще в августе. Ультиматум, априори невыполнимый, Сытин отклонил, и 20 сентября знаменитая типография встала. Стачка по той же схеме (предъявление неприемлемого списка, отказ дирекции, отключение всего оборудования) очень быстро распространилась на другие типо– и литографии. 22 сентября остановились крупнейшие из них, а с 23-го замерли все восемьдесят девять.