Читаем Закулисная хроника. 1856 — 1894 полностью

Как в сфере служебных обязанностей, так и в домашнем обиходе, Федоров был чиновником с головы до ног. Будучи чрезвычайно умным и в то же время искательным человеком, он умел угождать всем, кто ему был нужен и полезен. Его обхождение как с высшими, так и с низшими отличалось тонкой дипломатией, обезоруживавшей всех, имевших с ним какое либо деловое сношение.

При имени министра графа В. Ф. Адлерберга, а равно и сына его, бывшего впоследствии так же министром, Павел Степанович просто благоговел. Так же пред всяким мнением графа он безотчетно преклонялся.

Однажды, в большом обществе, в присутствии Федорова, зашла речь о последней новинке Александринского театра, которая не имела никакого успеха, но с репертуара, однако, не снималась. Один из собеседников по этому поводу заметил начальнику репертуара:

— Павел Степанович, зачем ставятся такие пьесы, которые не дают сборов? Например, та, о которой мы говорим, весьма плохая, безынтересная и глупая…

Глаза Федорова злобно блеснули. Он саркастически улыбнулся и внушительно, с подчеркиванием, заметил:

— Неужели-с?! А вот министру она нравится… Что вы на это скажете?

В обращении с подчиненными Павел Степанович был весьма приветлив, вежлив и прост. Он никогда и никому не любил отказывать от своего имени, хотя бы этот отказ исходил непосредственно от него, а всегда ссылался на министра, на директора, а чаще на слово «дирекция».

— Дирекция находит это неудобным.

Или:

— Дирекция не в состоянии удовлетворить вашей, по моему, весьма основательной просьбе.

И так далее — в этом же роде.

Не желая быть ответственным лицом пред авторами за отказы в приеме их пьес на сцену, что возбуждало обыкновенно неприятности, Федоров учредил постоянный театрально-литературный комитет, который, однако, чутко прислушивался к голосу Павла Степановича и не протестовал против его суждений о новых драматических произведениях. Комитет этот в первый раз был созван для выбора пьесы, которую предложено было написать на конкурс. Пьеса эта предназначалась для представления в торжественный юбилейный день столетия русского театра. В состав комитета, под председательством С. П. Жихарева, были приглашены лучшие литераторы, актеры и даже актрисы, в общем составившие чрезвычайно большую группу «ценителей и судей». Однако, несмотря на все это, выбор пал на трилогию графа В. А. Сологуба, как потом оказалось, самую слабую и неинтересную по содержанию.

По окончании же празднования столетия театра, опять-таки по ходатайству Федорова, комитет этот остался в виде «драматической цензуры императорских театров». В комитете, претерпевшем многие изменения и реформы, Павел Степанович ни за что никогда не хотел председательствовать. Никакие просьбы не могли его склонить взяться за руководительство собраниями. Он был только скромным членом этого учреждения. За отказом Федорова, бессменно председательствовал тайный советник П. И. Юркевич, который на этот пост был приглашен по просьбе и рекомендации начальника репертуара.

К этому времени относится колкая карикатура на Павла Степановича в издававшемся тогда юмористическом журнале «Гудок». Был изображен комитет, поющий хором под дирижерскую палочку Федорова, весьма удачно нарисованного:

«В закон… в закон… в закон себе поставим:Мы пу… мы пу… мы публику пленить,Дьяче… Дьяче… Дьяченке предоставим», и т. д.

Это был намек на существовавшее среди театралов и журналистов убеждение, что всемогущий начальник репертуара слишком уж явно покровительствует драматургу В. А. Дьяченке, который одно время был чуть ли не единственным поставщиком новинок. По несколько пьес в сезон ставил он на Александринской сцене и писал комедии необычайно умело по заказу бенефициантов.

II

Управление Федорова театральным училищем. — Училище до него и при нем. — Стихи Федорова по этому поводу. — Типичные гувернеры и учителя. — Гувернер М-ер. — Его страсть к спиртным напиткам. — Гувернер У-р. — Его солдатский взгляд на сцену и актеров. — Л. Ф. Аубель. — Его нрав и характер. — Гувернер М-н. — Его деспотизм. — Доктор Марокетти. — О. Михаил Б-в.


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное