В этот день ей предстояло два спектакля. Обычно в такие дни ей приносили еду из ресторана, чтобы она могла перекусить между двумя выходами. Но сегодня она есть не могла. Ей хотелось, чтобы Бобби был рядом. Она заставила себя есть — история с Диком Девере не должна повториться! — затем она легла и закрыла глаза. Спать Силки не могла. Она думала о Бобби и представляла его лицо. Она не думала о чем-то конкретном, просто ощущала его присутствие рядом и была счастлива. Ей очень хотелось, чтобы и Бобби любил ее столь же сильно, как и она его. Наконец наступило время вновь выходить на сцену.
Во время представления, когда они оказывались рядом, то оба еле сдерживали улыбку, глядя друг на друга. Она выступила лучше, чем обычно, и была необычайно довольна собой. Публика бурно аплодировала, но теперь Силки не чувствовала той растерянности, стоя на краю сцены, как раньше. Они любили ее, а она любила их. Они были ее семьей, а не любовниками на один вечер. Ее любовник ждал ее.
Силки беспокоилась: а вдруг его не будет, когда она выйдет из театра? У нее дрожали руки, пока она смывала грим. Но она постаралась успокоиться и не спешить. Ей не хотелось выйти из театра раньше него. Если его не будет, что делать? Она может пойти в бар, где обычно собираются все танцоры после представления, и она будет сидеть там, тянуть коктейль и дожидаться его. Она просто умрет от такого унижения. Костюмерша все-таки уже научилась уважать ее молчание. По крайней мере с нею уже не нужно поддерживать светскую беседу. Силки выждала время, когда по ее подсчетам, Бобби уже должен был покинуть театр, затем попрощалась и вышла наружу.
Он было там, в тени, как и накануне. И опять подошел к ней и ласково сказал:
— Привет.
— Привет.
— Куда бы ты хотела пойти?
— Домой, — сказала она. — А куда бы ты хотел пойти?
— А ты как думаешь?
В такси они протянули друг другу руки, и сразу же начали целоваться. А потом вместе пили шампанское на балконе, смотрели на звезды и целовались. А потом пошли в спальню и радовались, что завтра — воскресенье, и они весь день будут вместе. По крайней мере, Силки на это очень надеялась. Но может он ходит по воскресеньям в спортзал или еще куда-нибудь! Она не хотела переживать из-за этого, но все равно переживала.
На другой день он сказал, что у него неотложные дела, а Силки почувствовала себя отвергнутой и очень испугалась. Он обещал вернуться к шести. Она приняла душ. Выстирала свое белье, потому что стеснялась просить об этом горничную, хотя женщина была очень аккуратной и приходила трижды в неделю убирать квартиру.
В половине шестого она начала нервничать и включила телевизор. Но сосредоточиться на телеэкране не могла. Она налила себе виски с содовой и закурила, хотя никогда раньше этого не делала. Она дымила, не затягиваясь, и глотала виски, обзывала себя идиоткой за все свои страхи, но ничего не могла с собой поделать. Она же знает его. Знает ли? Три встречи? Может с ней что-то не так? Когда часы пробили шесть, она почувствовала себя приговоренной к смертной казни.
Она включила проигрыватель, налила себе еще виски. Когда он вернется, она попросит его переехать к ней. Но как сделать это? Он не позволит так с собой обращаться. Ей хотелось кричать и биться головой о стену.
Звонок раздался в пять минут седьмого. Она бросилась к двери. Это был Бобби. В руке он держал пластиковый мешок с одеждой.
— Я только подумал, что стоит захватить одежду на завтра, — сказал он мимоходом. — У меня завтра пробы. Можно повесить это тебе в шкаф?
Она бросилась к шкафу и освободила там место. Он принес пиджак, две пары брюк, и две рубашки. Это явно больше, чем нужно для одной пробы. А может он просто не знает, что ему придется надеть? Он принес также бутылку лосьона и бритву, которые извлек из кармана. Она протянула ему белый халат, который купила себе еще во времена Дика, точно такой же, как у него, такого же размера и фасона. Бобби улыбнулся.
Они выпили вместе, а потом он потащил ее в кино на вестерн. Он любил такие фильмы, а она ненавидела. Они обнимались и кормили друг друга попкорном, а затем отправились в китайский ресторанчик, торговавший едой на вынос, накупили продуктов, за которые заплатил Бобби, и вернулись к ней домой.
Он попросил разрешения воспользоваться ее телефоном. И она вышла в спальню — вдруг у него личный разговор! — но напряженно прислушивалась. Сначала он позвонил женщине, убиравшей в его комнате, а потом кому-то, кого он явно недолюбливал, но оставался вежлив. По разговору нельзя было понять, мужчина это или женщина. Она не могла решить, встречается Бобби с этим человеком или нет, потому что он говорил в основном «да» и «нет», видимо догадываясь, что она слушает. Когда он кончил говорить по телефону, Силки вернулась в комнату, и он обнял ее так, будто видеть ее — большое облегчение.