Егоров рывком освободил руку и, не оборачиваясь, пошел к выходу. Там он едва не столкнулся с входившей с улицы женщиной и, резко остановившись, застыл на месте - так знакомы были это обильно намакияженное лицо, крашенные в белый цвет и почти всегда пережженные волосы, еще сохранившая следы былой стройности осанка и вечная манера одеваться броско и одновременно небрежно.
- Эльвира? - спросил Артем, словно был не уверен.
- Ты еще помнишь, как меня зовут? - со злой иронией в голосе вопросом на вопрос ответила женщина, поправляя съезжающий с плеча ремень увесистой дорожной сумки.
- Ты уезжаешь?
- Пытаюсь. А ты что, за мной следишь?
- Ну вот еще, больше мне заняться нечем.
- Конечно-конечно, ты всегда так занят! - и она, задев Артема сумкой, быстро прошла мимо.
Егорова поражала та апатия, с которой город встретил происшедшее. Может быть, это была растерянность, но, казалось, никто ничего не пытается делать - все только ждут. Мысли опера отвлекла открывшаяся в железной ограде калитка. Из нее вышел насколько богато, настолько же безвкусно одетый человек с огромной золотой цепью на шее. На цепи висел непомерно большой медальон с изображением русалки, держащей в руках кубок. В этом человеке Артем узнал своего бывшего подопечного, из своих сорока лет примерно пятнадцать просидевшего в местах отбывания наказания. Во дворе, возле трехэтажного дома с нелепой башней, стоял "Мерседес" с открытым капотом, уже, видимо, порядком разозливший своего хозяина.
- Эй, начальник, что стряслось? - с высокомерной ухмылкой спросил оперативника тип с медальоном.
- Не знаю, - ответил Егоров, не останавливаясь.
- Как это не знаешь? А кто знает? Не знают они ничего! Только деньги государственные прожирать...
Егоров не дал ему договорить, сделав то, что ему хотелось сделать много раз, но чего он не мог позволить себе раньше. Вернувшись, оперативник взял наглого типа всей пятерней за лицо и втолкнул его в калитку так, что тот, громко звякнув цепью, уселся на мощенную камнем дорожку.
- Ты думаешь, это все? - услышал Артем, отойдя уже довольно далеко.
Он нехотя обернулся.
- Это тебе так не пройдет! - кричал обиженный тип с цепью на шее, нервно тыча указательным пальцем в сторону Егорова. - Можешь считать, что ты уже не работаешь!
Опер вдруг саркастически рассмеялся и неожиданно поразился странному сходству своего смеха с хохотом старого бомжа на железнодорожном вокзале.
В отделе было все по-прежнему. И даже людей у входа и в коридорах, кажется, не уменьшилось и не увеличилось.
- Что нового? - на всякий случай спросил Артем у дежурного.
- Все старое, - ответил тот. - Пропали все животные, дети и несколько взрослых. С утра отправили двоих на велосипедах в ближайший поселок узнать, что там, но они так и не вернулись. Короче, полный мрак. Как тут не поверишь во всякую чертовщину?
- Состояние у меня какое-то странное, - сказал участковый Васин, сидевший на стуле у окна и заполнявший какие-то бумаги, разложенные на подоконнике.
- Это у тебя нервное переутомление, - объяснил дежурный. - Я себя тоже странно чувствую.
- Скорее всего, это давление, - вмешался помдеж. Надо проверить пульс. Дай.
Помдеж взял участкового за руку, глянул на часы и, вспомнив, что они стоят, попросил Егорова:
- Давай, чтобы не путаться, ты будешь про себя считать секунды, а я - удары пульса.
Артем ничего не считал, безразлично глядя, как помдеж тщательно ощупывает руку участкового.
- Ну что? - спросил тот нетерпеливо. - Что?
- А черт его знает, где у тебя пульс! - почему-то разозлился помдеж и зачем-то пошел к неработающему пульту.
Васин сам было принялся за поиски, но, быстро утратив интерес к этому занятию, махнул рукой.
К вечеру, о котором можно было судить по заметно потемневшему небу, все в отделе устали от напряженной и при этом какой-то безрезультатной, бессмысленной работы. Все стали испытывать чувство опустошения и одолевающее безразличие ко всему. Многие незаметно расходились.
Егоров вышел на улицу. Небо уже стало похожим на вынутую из печи и быстро остывающую золу. Городские кварталы на его фоне выглядели беспорядочным нагромождением черных ящиков. Артема больше не волновало утерянное оружие. Нет, он, конечно, еще надеялся, что ему придется понести наказание за свою оплошность, но лишь в том случае, если, наконец, прекратится начавшееся утром светопреставление. Иначе до его утерянного пистолета никому дела не будет.
- Куда? - спросил себя опер, стоя на крыльце. - Домой? Ни за что!
И он побрел к уютному кабачку, в который ему раньше приходилось заглядывать по уголовным делам. Хотелось как-то развеяться и провести вечер в шумном месте.