Нарушив тишину совсем опустевших улиц, до слуха Егорова долетели едва слышные завораживающие тягучие звуки. Они все усиливались и наконец впереди на багровом фоне четко обрисовался силуэт человека, сидящего на крыше торгового киоска. Свесив ноги и покачиваясь в такт музыке, он играл на саксофоне. Поравнявшись с музыкантом, опер остановился. Худощавый саксофонист, лет тридцати пяти на вид, в надвинутой на глаза кепке, играл самозабвенно, ни на кого не обращая внимания и ничего не видя вокруг. Огненные блики играли на зеркальной поверхности инструмента, преломляясь в его изгибах. И было в этом что-то притягивающее, навевающее щемящую тоску, и одновременно нелепое и абсурдное.
В кабачке "Идиллия" действительно было людно. Видимо, многие руководствовались теми же соображениями, что и Артем, не желая в этот вечер оставаться наедине с неизвестностью. Видневшееся в узких, похожих на бойницы окнах тускнеющее зарево помещения почти не освещало. Поэтому на столах в простеньких керамических подсвечниках и в расставленных тут и там на полу высоких металлических канделябрах горели свечи. Несмотря на то, что столы были заставлены едой и питьем, никто из посетителей не ел и почти никто не пил. А те, кто все же заставлял себя пить, были так же трезвы, как и все остальные. Не было и обычного обилия музыки. Толстенький тапер пытался играть на стареньком рояле, который так же, как и маэстро, был не в лучшей форме и сильно фальшивил. Под эту музыку так же фальшиво, с недовольным выражением лица, танцевала почти обнаженная девица, к которой никто не проявлял интереса.
- Что? Работа? - спросил вертлявый бармен, появляясь из-под стойки, как черт из табакерки. - Будете кого-нибудь арестовывать и сажать?
Егоров не ответил. Облокотясь локтем о стойку, он внимательно осматривал зал, то и дело натыкаясь взглядом на знакомые лица.
- А по-моему, мы все и так уже сидим, и довольно прочно, продолжил бармен, протирая бутылку. - Пить будем? Наливаю бесплатно.
- Ну налей, - согласился опер, ощутив потребность чем-то себя занять.
- Чего налить?
- А какая разница?
- Верно, никакой, - в свою очередь согласился бармен и наполнил высокий фужер.
Артем сделал глоток - ни вкуса, ни запаха, все, как и утром.
- Надеюсь, вы не думаете, что у меня плохой товар?
- Не думаю, - оборвал разговор Егоров, увидев в затемненном углу волнующе знакомый профиль.
Эльвира держала в руке такой же большой фужер. Она вяло, очень нехотя делала из него небольшой глоток, после чего тонкой струйкой выливала часть содержимого сосуда прямо на стол. Снова медленно делала глоток, и снова лила на стол. Егоров осторожно, как бы с опаской, подсел рядом. Женщина посмотрела на Артема тем застывшим взглядом, который Артем в этот день видел у многих.
- Ты явно за мной следишь, - усталым и безразличным голосом сказала Эльвира, но в глазах ее блеснула едва заметная искра.
- Не пришел твой поезд? - ухмыльнулся Артем.
- Неужели ты здесь на работе? - снова спросила она, словно не слыша вопроса. - Или так, взгрустнулось?
- От кого ты хотела уехать - от меня, от себя или вообще от всего, что связывает тебя с этим городом?
Вытаявшая под фитилем свечи выемка быстро наполнялась расплавленным воском.
- Если ты меня преследуешь, то какой в этом смысл?
Расплавленный воск, переливаясь через край выемки, стекал вниз, наростами застывая на подсвечнике.
- Но, как видишь, сегодня никто никуда не уехал и, может быть, уже не уедет. Наверное потому, что уезжать бесполезно. Мы обречены все свое носить с собой. Это только кажется, что можно от чего-то уехать, - Артем последний раз глотнул из бокала и с раздражением отставил его в сторону.
- Какой долгий и тяжелый день, - сказала Эльвира, глядя в пустоту. - Неужели все это не сон?
Танцовщица как-то скомканно закончила выступление и под жидкие аплодисменты удалилась.
- Мы с тобой давно не виделись, а сегодня встречаемся второй раз, - Артем пристально разглядывал собеседницу. - Может, это неспроста? Вдруг и вправду ничто в мире не происходит случайно?
- Надо же, никакого вкуса. И никакого результата, - Эльвира перевернула фужер вверх дном, вылив на стол остатки влаги, и она, дойдя до края, потекла на пол.
Егоров молча продолжал всматриваться в ее лицо. Она явно была все такой же взбалмошной и неукротимой, только заметно осунулась внешне. Все в ее жизни не ладилось. Кажется, последнее время она пила лишнего. Артем понимал, что между ними мало общего и что теперь они еще более не смогли бы ужиться, чем раньше. Но он привык к ней. Ему порой очень не хватало этой женщины и было жаль ее, как в детстве того потрепанного игрушечного зайчишку. Может быть, поэтому у него и не возникало настоящей привязанности к другим, более молодым и интересным женщинам.