Она скопировала стойку господина, чуть приподнимаясь на носках, чтобы быть выше и ухмыльнулась ему в лицо.
— Что, легко тягаться с теми, кто бессилен перед вами? Равного противника найти не пытались?
Лицо Хеуда выдало в нем изумление, поэтому Наяда поспешила продолжить, увидев пробитую брешь.
— Мне наплевать на ваши планы, милорд. Наплевать на ваше милосердие, я не стану благодарить за то, что оставили меня в живых. — Наяда растягивала слова, каждым последующим вбивая ржавый гвоздь в глотку Хеуда. — И уж тем более, я не стану прыгать на задних лапках в надежде получить информацию, которой вы обладаете. То, что должна, я узнаю и без вас.
— Смело. Но глупо.
— Пусть так. — Наяда заставила себя засмеяться. — Но вы намного глупее, пусть и знатного происхождения, — вот сейчас она нарыла себе не только могилу, но и пару сотню ударов плетьми, которые не переживет и столько же лет в тюрьме с отрубленной головой, — ведь вы совершили еще более глупую ошибку, приведя меня в свой дом.
Тут Хеуд не мог не признать ее правоту. Их по положению можно было назвать врагами и вести врага, пусть и не слишком уж опасного в свой дом, чтобы держать его, а точнее ее на виду, по меньшей мере глупо и недальновидно.
— Предлагаю заключить сделку. — Господин взял себя в руки, блеснув холодными глазищами.
Гул с улицы заставил обоих замолчать и забыть о разногласиях. По мере нарастания гула, Хеуд и Наяда удивленно переглянулись.
Спустя пару минут стала ясна причина гула. Один из солдат бил в набат, призывая жителей высунуться наружу из теплых зданий. Хеуд поспешил вниз, волоча за собой служанку и на ходу подхватывая под талию слабеющую жену. Все трое уставились в окно в поисках причины такого шума.
Долго ждать не пришлось. Наяда первой заметила темное облако из марширующих солдат.
Хеуд выскочил на улицу и обе девушки тенью последовали за ним, забыв про теплую одежду.
Наяда спустилась с крыльца, не обращая внимания на жгучий снег, западающий в туфли. Марш солдат в ее голове отдавался призывной дробью. Как бы не пыталась, она не могла отвести от них взгляд.
Многие соседи тоже повыскакивали кто в чем.
Группы новобранцев шли достаточно слаженно крепким строем. На ком-то совершенно новые доспехи, похожие на чешую дракона, черные с серебряными вставками. У кого-то заметно потертые и даже погнутые в некоторых местах. Наяда с ужасом догадалась, что эти доспехи достались совсем еще юным мальчишкам от отцов и братьев. Большинство из новообращенных воинов не успели обзавестись первой щетиной, но уже взвалили на себя бремя войны.
Наяда пробиралась между горожанами, чтобы получше рассмотреть солдат. Никто ей не мешал.
На лицах тех, кто постарше читалась обреченность. Парнишки помоложе старались храбриться и гордо задирать головы, чтобы их эмоции было сложнее прочесть.
— Они идут умирать. Их убьют, — сама себе прошептала Наяда, впервые в жизни холодея от подступившего к горлу страха. Это ощущение было настолько для нее в новинку, что девушка едва не задохнулась.
Горожане молча смотрели на солдат, глядя на них уже как на мертвецов. Король Сайвос сошел с ума, если забирает на войну почти детей. Наверное, каждый, кто вылез из дома подумал об этом.
Наяда набрала в грудь побольше воздухе, прижимая правую руку к сердцу и запела:
Ее голос разнесся по толпе, окутывая каждого, кто потерял в войне любимых и родных. Наяда не думала останавливаться. Впервые слова сами складывались вместе и превращались в грустную песню, почти что отчаянный крик, провожающий тех, кому не суждено вернуться.
Наяда заставила себя продолжить, взглядом найдя в толпе начальника стражи Вилмета. Ее голос стал сильнее и громче.
Последние слова девушка из себя выплюнула. По толпе горожан разнеслось удивление. Кто-то прослезился, кто-то застонал в голос, не смущаясь.
Хеуд подхватил девушку сзади, закрывая ей рот ладонью и оттаскивая из толпы. Наяда сопротивлялась, но слишком слабо, заметив, как шагающие солдаты на ходу салютуют ей, прижав правые руки к сердцам, которые вскоре навсегда замрут. Многие из них в почтении перед другими павшими, которые уходили на фронт той же дорогой, опустили голову.
Кто-то из горожан подхватил ее песню, запев последний куплет. Это последнее, что Наяда услышала, пока Хеуд затаскивал ее в дом.