Залежь

Прошлое Федькино — мать, Кладбинка, большие заработки. Настоящее — пока только этот поезд. И он же — будущее.

И Федька побежал за ним, за этим будущим. Как мальчишка побежал. Слетела сорванная встречным ветром кепка — черт с ней, бежит. Закололо в боку, дышать нечем — бежит. Такая уж натура. Он мог только упасть и сдохнуть, но не остановиться. И, может, упал или остановился бы, если бы не людские руки совсем близко. Много рук. И длиннее всех — Васина. Вот она. Ну, вот она. Ну, дотянуться бы только…

И дотянулся ведь!

— Взяли, взяли, взяли его!

— Раз, два — р-разом!

И в тамбур. Как воробей впорхнул.

Федор стоял, пошатываясь и тяжело дыша, а его уж похлопывали по спине — «Ничего ты бегаешь, дядя», пощелкивали портсигарами — «угощайся» — и снова сгрудились в дверях. И только Вася вертелся около, поджидая.

— Федей зовут? — покосился он на руку нового знакомого. — А меня Васей. Фамилия — Тятин. Н-ну, пошли определяться.

— В какое место?

— В штат, в какое.

— Х-хе, шустрый-быстрый.

— А чего мешкать? По-моему, если сел — то сел. Пойдем! Подъемные получишь и так далее.

Шел Чамин по узкому и шаткому вагонному коридору следом за каким-то Васей Тятиным и силился понять, почему он очутился здесь, что это за течение такое — целина, которое даже его подхватило и понесло.

Кто-то вдогонку повесил Федору фуражку на затылок. Посмотрел — вполне приличная фуражка. Новая почти. И спасибо сказать не знает кому.

— Айн секунд, — неожиданно повернул Вася обратно. — Шахматишки заодно прихвачу, сдам. Постой тут.

Айн секунд Васин затянулся. Федька стоял тут и слушал незнакомую жизнь. За купейной перегородкой говорили. Говорили о нем.

— Видела спортсмена, Алена Ивановна?

— Какого?

— Да спринтера этого.

— Видела. А что?

— Ровня твоя. Похоже, уговорил его Тятин.

— Да Тятин кого хочешь с ума сведет.

И по короткому смешку определил Чамин, что Васька этот балагур, каких свет не рожал, что заманил он его, как последнюю дуру на сеновал, и похохатывает теперь над ним где-нибудь: соблазнил.

— Федор! Ты здесь еще? Не сошел? — едва не пролетел Вася мимо. — А я, понимаешь ли, партию в «козла» забил. Высадили. Мне бы хорошего напарника… Ты не играешь в козла?

— В козу играю. Ты куда это меня тащишь?

— Оформляться. В контору.

— Подумать надо, — снова остановился Федька.

— Думай, голова, картуз куплю. Нечего тут думать. Назад у нас даже раки не пятятся. Пошли, пошли. Контору нашу посмотришь.

У Васи свое представление о конторе, у Федора — свое. Контора есть контора, в леспромхозе она два барака занимала и здесь самое малое вагон где-нибудь в середине состава должна занимать. Но экскурсия закончилась около двери служебного помещения с табличкой «Проводник», в котором мог разместиться кондуктор да разве милиционер еще. Документы у Федьки в порядке, но приятного мало, когда тебя не за того принимают.

— Ка-а-ак шваркнул бы, — не прошептал даже, а только губами пошевелил Федька да кулак подержал на замахе.

— Можно? — Вася приоткрыл дверь, просунул голову. — Анатолий Карпович, можно? — махнул Федьке рукой: идем, дескать, можно.

В служебном купе ни проводников, ни кондукторов, ни проводниц. Во всем поезде не было их. Здесь у каждого пассажира была персональная проводница — комсомольская путевка и общий пункт назначения — крестик на карте где-нибудь в Кулундинской или Кустанайской степи. Едут!

Федькам этого не понять сразу.

Федька вошел следом за Васей в его контору и едва не споткнулся о книги. Не книги — целые энциклопедии. Новые, толстые, в блестящих черных и зеленых корках с оттиснутыми на них плугами, комбайнами, тракторами. Книги, видимо, стояли рядком, да на крутом повороте вагон качнуло, и они легли к Федькиным ногам, как свежие пласты первой борозды. И ни перешагнуть через эти пласты, ни обойти их.

Из одного такого пласта, — книга на коленях, блокнот на столике, — старательно выписывал что-то белобрысый парень в очках, которого и принял Чамин за студента сельхозинститута, подрабатывающего в каникулы на вербовке.

— За ликсельхозбез принялись, Анатолий Карпович? — по-куриному одним глазом заглянул Вася в блокнот.

Студент округлил на Васю очки и долго моргал сквозь них, но разгадать Васин ребус не смог и нехотя сдался:

— Не понял, объясни, пожалуйста.

— Лик — ликвидация, без — безграмотности, сельхоз — сельхоз, — расшифровал Тятин и подмигнул.

— А-а. Ага. У тебя какое, говоришь, дело ко мне?

Вася повернулся к Федору и замахал длинными руками:

— Да вот… Товарищ просится на целину. И я ходатайству…юю.

Анатолий Карпович блокнот — в книгу, авторучку — в блокнот, чтобы снова не перелистывать, не искать после, положил все это рядом с собой, поднял стеклышки на Васю, перевел на Федьку, снова на Васю.

— Что ж, раз ходатайствуешь — оформим. Давайте ваши документы. Паспорт, трудовую книжку.

Паспорт Федор подал быстро, трудовую книжку медленно доставал, потому как в ней на исходе был уже третий вкладыш, и вполне можно предположить, что ему на это скажут. Скажут: «Все ясно. Таких целинников нам не нужно».