— Наливай и пей! Выпил — закуси. Закусил — спой! Как гагаринцы пели: «Заправлены в планшеты космические карты, и штурман уточняет…» Или это: «Надежда — мой компас земной!» Критерий важно проверять. По рюмочке? Надо бы в мастерской грибы выращивать. На закуску. Мне паста в рот уже не лезет, червяком вертится… Вот с корейцами в море ходил — они собачек подкармливают… Да. Надо беречь голову от идей, а то, чего доброго, изобрету чего-нибудь? А где здесь собаку взять?
— Зачем собаку?
— Грусть. Грусть — основа души. У собаки глаза грустные, всё понимает. Без грусти душа сохнет.
— Грусть — не груздь. С чем её есть?
— А она есть?
— Передразниваешь? Или в дурку играешь?
— Можно и в дурку, командир, но — вместе. Проверено! Где-то весело, что-то грустно, а? Хорошо пошла.
— Летим мы с ним в космосе, двое нас. Он — командир, я — капитан. Какой капитан? — спросите. Отвечаю:
— Намечено нам приводниться на волны, в Галактике трёх китов, в Океане полярных бурь. Я не путаю, командир? В Галактике полярных бурь, в океане из трёх китов? Какая разница? Нам, морякам, что в океане трёх китов, что Землю им на спины. Был корабль космическим, а станет океанским. Приму в свои руки штурвал, и задача моя тогда мне по плечу и понятна: найти берег, поймать в сеть инопланетную особь женского пола, гуманоидную особу. Зачем? Ясное дело — научный эксперимент, политический шаг, сближение рас и национальностей, дружба народов и мир во всём мире! Как говорил нам в армии усатый старшина, улыбаясь, как конь на ярмарке: мы за мир им нос утрём! В порошок весь мир сотрём! — Кого сотрём, товарищ старшина? — Кому надо, тому и утрём… Руки в брюки не совать! Ать, два… Ать!
Летим в космосе, разговариваем или молчим, ошарашиваем глупостями и новостями:
— Командир, верните меня на Землю, пошлите меня электронной почтой!
— Нет больше Земли.
— Как нет?
— Взорвали дураки какую-то бомбу, а бомба взорвала цепочку вулканов, вулканы погнали волну… Смыла волна половину мира.
— Не скучно. Это, догадываюсь, старшина заступил на боевое дежурство.
— Какой старшина?
— Который за мир боролся…
— Ты шутишь?
— А ты, командир, пошутил насчёт взрыва?
— Не знаю. Пытаюсь уточнить, но связи нет. Непонятно…
— Чтобы понять непонятные вещи, сынок, — учил меня отец, — которые с тобой происходят, нужно их упростить. Возьми лист бумаги и нарисуй: ты — в центре, вокруг тебя летают и вертятся — мама, папа, сестры… скамейка в саду, утро, птичка, которая прилетела ко мне и села совсем близко, смотрит на меня быстренькими яркими глазками и подпрыгивает на веточке, раскачивая её… При этом выкатывается над горою солнце, блестят капли в траве, блекнут и исчезают следы ночных звёзд в небе, шумит море и бьётся о берег, и бьёт камни, перекатывая их по склону, вверх — вниз, вверх — вниз, шипит, утекая назад, нарастает и пенится волной и звуками, когда бежит в мою память, закручиваясь и дробясь брызгами… Птичка улетела, солнце высоко, трава высохла. — Отец потирает руки, подводя итог: — Механика небесных тел… Всё крутится вокруг чего-то, например, вокруг умывальника по утрам, или вокруг зеркала. Сестры подходят к зеркалу и крутятся вокруг него. Все, кто приходит в дом, подходят к нему и смотрят, будто делают фото на память или отмечаются в книге «пришёл-ушёл». Книга эта должна быть совсем фантастическая, ведь зеркало стоит в нашей прихожей много-премного лет. Бабушка была молодой и смеялась, а теперь она ходит с палочкой… Папа был лейтенантом, а теперь он майор и лысый… Дедушка носил меня на руках, а теперь его самого вынесли, нет в доме… А в зеркале? В зеркале он должен быть. Я вырасту, стану учёным и обязательно раскрою тайну «пришёл-ушёл» и верну бабушкину улыбку. Механика всех вращений, командир, крутится вокруг людей. Так отец сказал: «Каждый человек — в центре своих вращений, а все вращения — люди вокруг зеркала. Смотри и увидишь…»
Птичка прилетела опять, знакомо качается веточка, солнце уже высоко-высоко, собака соседа опять прибежала и смотрит на меня, словно кто-то из нас инопланетянин. Кто? Она улыбается мне, высунув длинный язык и дыша нежно.
Странные вещи, дружок, происходят со мной иногда. Редко. Всю жизнь. Когда я хочу упростить — это значит, что я совсем запутался в моих беглых привязанностях и хочу одиночества и любви. Пусть они будут, как в играх моих сестёр, когда они брали друг друга за руки, откидывались назад, одновременно, как две отклоняющиеся берёзки в углу сада. Сестры, кажется, сейчас упадут, но они мелькают, визжат и вращаются, быстро перебирая ножками в стремительном танце… Косички сестрёнок летят по воздуху, визг летит над домами, собака скачет прыжками, не успевая, но радуясь, лай её всем нам понятен: «И я-а! Ия!.. Я!»
Когда это было? Умывальник. Зеркало. Собачья улыбка. Папа с мамой и бабушка… Механика небесных тел. Всё вращается. Девочки взялись за руки…
Мы приходим к согласию:
— Инерция покоя и память сердца. Поле энергий в состоянии равновесия, — произносит командир звездолёта в странной задумчивости. — Совсем, как ромашки в море.
— Ромашки в море?
— Качели Вселенной.